Ну, я ему все рассказал, телефоны дал, а про Цветок, говорю, забудь — тебе тут не Цветы разглядывать, тут дрючат жестко. Опоздал — штраф, нагрубил — штраф. Каждый месяц — ревизия, недостачи все — с тебя. «Хорошо», — говорит он. — «Загляну на днях», — и уходит. И вот только он ушел, как я сообразил, что в нем было странного. Глаза! Глаза у него были серые! Нет, не такие как у тебя, у тебя нормальные. Крапинки внутри всякие, штучки разные. А у него чисто серые были, без единого пятнышка. Нечеловеческие глаза! Как я это понял, так и остолбенел. Ну, ладно, поехали дальше, вижу, тебе уже невтерпеж. Закрыл я точку, пошел домой. Если помнишь, чтобы пройти к моему дому, нужно миновать аллею. Фонари там не работают, темень, жутко, но иначе не получится. Иду я, значит, закурил для храбрости, и чувствую: смотрит. Я это и раньше чувствовал, а теперь словно в фокус попал, такое ощущение, что он, смотрящий этот, совсем близко. Вот только поворот миную, он и наскочит. Я остановился, включил на мобильнике свет. Крошечная лампочка, а все же не так страшно. Включил и тут слышу где-то сбоку, в кустах — шуршит что-то. Я застыл, а он снова — шорк, шорк. Словно лезет, понимаешь, ко мне лезет. Вдруг что-то треснуло, и тишина на мгновение. А потом уже — шлеп, шлеп, это он по грязи, и я стою уже невменяемый, двинуться не могу. Из горла писк — помогите! Не знаю уж, как я голову повернул, Бог помог, не иначе. Поворачиваюсь, а там собака. Ну, не смотри на меня так. Собака, и все. Обычная дворняга, на лапу припадает. Смотрит внимательно, но нападать не собирается — я в этом немного смыслю. Только вот незадача — глаза-то у нее те же самые, серые. Я вдохнул, выдохнул и как рванул. Домой, да. Дома — под душ, час отмывался, потом в кровать. Еле заснул, а проснулся — все по новой. Опять этот взгляд на себе чувствую, только теперь хуже прежнего. Раньше просто давил, а теперь разве что вслух не говорит: будет беда, будет беда. Пошел в ванную — в ванной зеркало разбито. Заварил чай, а чаинки показывают мерзкую рожу. По телевизору рябь, и какой-то силуэт кулаком грозит. Думал отпроситься с работы, переждать. Не дали. Ладно, с дурным предчувствием поехал. Кровь в висках стучит, на уме одна мысль: что-то страшное произойдет. Приехал, открылся, пересчитал кассу. Ну, вот как знал — двух тысяч не хватает! По зет-отчету девятнадцать должно быть, а по факту — шестнадцать восемьсот! Ну и сука же ты, оборотень (плюет), ну и сука!
В доме шесть на улице Лесной жили старик с дочерью, два сапога пара. Были они желтые, сморщенные и казались соседям ровесниками. Старик давно уже вышел на пенсию, дочь подрабатывала билетершей в кинотеатре, жили они бедно, но не жаловались. Да и кто бы стал слушать их жалобы? Так много жило в Брусках стариков, что разговоры о болячках, пенсии и неблагодарных детях давно уже превратились в пустой, ничего не значащий шум.
Так вот, старик и его дочь — не возникни над городом Цветок, о них никто бы и не вспомнил. А дело было вот в чем: в первую же ночь после его появления со стариком произошла таинственная метаморфоза — кожа его ни с того ни с сего превратилась в пену. Что это была за пена? Да самая обыкновенная, мыльная — ну, или очень похожая на мыльную, не суть. Случилось это, когда дед брился — только он провел бритвой по щеке, как обнажилась кость. Как можно было не обратить на это внимания — я не знаю, однако, когда он включил воду, чтобы сполоснуть лицо, пена слезла и с рук, и вот это уже были не шутки. Боли дед не почувствовал, но все же, увидев собственные кости, перепугался так, что упал в обморок. Услышав грохот в ванной — падая, старик ухватился за полку с шампунями — дочь пришла посмотреть, в чем дело.
Жуткое зрелище предстало перед ней: хлестала вода из крана, валялась у порога безопасная бритва, а в старом банном халате размякало и роняло комья пены нечто, отдаленно напоминающее человека. Отдадим должное этой отважной женщине — она не закричала, не ринулась прочь, нет, собрав все свое мужество, она принялась наводить в ванной порядок. Водворились обратно на полку шампуни, скрабы и бальзамы, смолк бушующий кран, вернулась в стакан с зубными щетками бритва, и настал черед деда — тут уж пришлось проявить фантазию, поскольку отпавшие части тела удалось вернуть на место не все. Нос стал чуть меньше, чем раньше, глаза теперь располагались шире, а что касается рта, то его лепить пришлось заново — на старый, мирно плававший в лужице, она случайно наступила тапочком.