Я не любитель подобных воспоминаний. По мне, лучше бы В-измененные молчали о пережитом, и все же, согласно инструкции, мы, Наблюдатели, обязаны записывать их последние слова. Бог знает, зачем – не для потомков же, потомков мы для себя не планируем.
Вот что рассказала Наталья Осипова, концентрация волюнтарина 79%:
Купила я капельки во вторник и сразу же приняла. Сердце отпустило, в глазах посветлело – спасибо Антонине Ефимовне, она мне их посоветовала. К полудню так хорошо себя почувствовала, что взялась сама обед стряпать. Борщ сварила, картошки нажарила, с укропчиком, как Володя любит, и вдруг чувствую – нога неметь начала. Это у меня и раньше бывало, что же, старость – не радость, да и всегда отходило, если в горячей воде попарить. Я воду в таз налила и ногу опустила. Десять минут сижу, полчаса, а ничего, не отходит, больше того – и бедро неметь начало. Я пошла в скорую звонить, да в прихожей о лыжи споткнулась, лежу и до телефона дотянуться не могу. Чуть не заплакала от беспомощности, вдруг чувствую – рука растет. Открываю глаза и вижу – действительно, выросла, такая длинная, вся в суставчиках, извивается, что змея. Ну, я трубку сразу и взяла, и звоню, звоню – в скорую, Володе, Гоше, царство ему небесное…
Я не стал записывать до конца, все эти истории похожи одна на другую. Сперва суставчики, затем кости протыкают кожу, потом голова пробивает потолок – ох уж эти квартиры со стандартной планировкой – и готово, идет по городу В-измененный. Люди звонят в Агентство, и приезжает дежурная команда – Охотник, Координатор, Наблюдатель, а с недавнего времени, когда начали колоть волюнтарин собакам – еще и Кинопат. Задача у них простая: обездвижить и отделить голову. Иногда голова брыкается – в таком случае говорят, что она «отрастила щупальца». Брыкалась и голова Натальи Осиповой, концентрация волюнтарина 74% – пока наш шофер не переехал ее гусеницами, вперед-назад.
Как закончат работу дежурные, настает черед разделочной бригады. Эти распиливают В-измененного на куски, а куски распихивают по грузовикам и везут в обработочный цех. Там их осматривает Эксперт – у нас в России их всего три. Задача его – оценить качество Ребер. О Ребрах следует сказать особо, потому что все это – и Каскады, Первый и Второй, и Охота – все это сделано и делается только ради них.
Итак, Активные Ребра – что это такое? Прежде всего, это, разумеется, сами ребра – огромные ребра В-измененных. Активны они, как правило, не целиком – нужный нам серебристо-серый слой сходит на нет ближе к грудной кости. На каждый центнер Активных Ребер приходится всего 12 грамм драгоценного вещества, отработанное же сырье Агентство вывозит на свалку, и таких свалок под одной Москвой уже шесть.
Что делается с основной массой Активного вещества – мне, Наблюдателю, неизвестно. Свою же долю, а это примерно 0,4 грамма с каждой Охоты, я отдаю Климову, знакомому дилеру, в обмен на месячную дозу меморала. Действие этого препарата, в отличие от волюнтарина, предсказуемо: сделав себе инъекцию, я вернусь в прошлое, до Каскада, и пробуду там, пока меня не разбудят.
Но это потом, а сейчас – к делу.
– Жаль, бабу его уже затравили, – говорит второй Охотник Шукшин. – Могли бы вместо приманки использовать, но не судьба. Двести кило стрихнина в речку зарядили, а к Малиновке притащили соляную глыбу. У них ведь баланс ни к черту, у В-измененных, солей каких-то не хватает, вот она и принялась лизать, а как нализалась – пить захотела. Приползла к речке, и прямо из нее. Напилась, скрутило, через полчаса мы уже грудину резали. Ребер-то всего ничего, едва на полкоробка собрали.
– Отправили уже? – спрашиваю я.
– А как же. С курьерским, прямиком в Штаб.
– Вот и хорошо.
Скрипит дверь в прихожей, и раздается голос егеря:
– Кто из Агентства – там ваши сани приехали.
Мы – я, Охотники, директор и кинопат – встаем из-за стола.
– На что свою долю потратишь? – спрашивает меня Шукшин.
– Как обычно, – говорю я. – Зине – шубу, Варе – мяч.
– Хорошее дело, – говорит второй Охотник. – Мир кончился, а жизнь продолжается – верно?
На улице нас действительно ждут сани – для нас и для В-собак. Трое В-оленей всхрапывают и роют когтистыми лапами землю. «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним», – мурлычет фальцетом кинопат, забираясь на заднее сиденье. Рядом с ним садится директор, одетый в мохнатую шубу, а мне, согласно распорядку, придется сидеть впереди – с Шукшиным и Шебаршиным, потому что Наблюдатель должен видеть все своими глазами.