С этими словами он отпустил Цинциллера, тот вздохнул и принялся собирать разбросанные бумаги. Это была не первая вспышка Царады, ее следовало переждать, как пережидают короткий майский гром.
– Цинциллер, я прошу прощения, — сказал Царада, плюхнулся на стул и весь обмяк, явив двойной подбородок и брюшко под кителем. – Цинциллер, не злись на меня. Только не злись добровольно, а не потому, что я приказываю не злиться. Хотя, конечно, я могу и приказать. Но дело не в этом, нет. Это ведь был превосходный план – взорвать мерзавца… Как вы там его называете?
-- Призрак, – ответил Цинциллер, который как раз закончил наводить порядок и теперь всматривался в окно. – Белый Призрак, вот как мы его зовем, господин лейтенант. Не знаю, почему вас не устраивает это имя. В конце концов, почти так же называет себя и он сам.
– Да-да, – сказал Царада и принялся массировать свои глазные яблоки с таким остервенением, будто его кургузые пальцы могли победить бессонницу последних полутора недель. – Проклятый урод. Почему меня не устраивает это имя… Цинциллер, ты с ними или со мной? – взорвался он снова, но это были всего лишь остатки пороха. – Я знаю тебя целую вечность, я доверяю тебе, как себе, но где весь твой гнев, черт бы тебя побрал? Он же убил Мартелло! Мартелло – тебе его не жаль? Это был храбрый парень, храбрее всех нас вместе взятых! И у него были причины ненавидеть этих ублюдков. Ему было наплевать, понимает он их или нет! Он хотел их убить, вот и все.
– И он не сумел, – сказал Цинциллер. – Смотрите, господин лейтенант – он снова вьется над башней, третьей из правого сектора. Я уверен, после нашего отступления он соорудил там себе гнездо.
– Кто вьется, Цинциллер? О ком ты говоришь? Ты вообще меня слушаешь? Мне напомнить, как погиб Мартелло? Напомнить, что с ним стало?
– Я видел, как он погиб, господин лейтенант, – ответил Цинциллер. – Я был тогда вместе с вами.
И это была чистая правда. Великий, уничтожить которого решил лейтенант, называл себя Белым Мстителем, и под этим комиксовым именем скрывался белокожий, удивительно красивый юноша, способный проходить сквозь стены, становиться невидимым и одним своим присутствием выводить из строя электроприборы. План, разработанный тогда Царадой, был одним из великого множества его планов, крепко задуманных, осуществленных вплоть до последней буквы, но, в силу роковой природы его врагов, обреченных на оскорбительный неуспех. Для исполнения плана Царада пожертвовал последней рабочей рацией. Расчет был на то, что Мститель соблазнится возможностью уничтожить единственный источник связи и угодит в поставленную ловушку. Завлечь его вызвался рядовой Мартелло, потерявший при штурме правого крыла – мы называем это «штурмом» потому, что другое слово для случившегося подобрать трудно – обоих братьев и всякое желание жить.
За ходом операции Царада следил на мониторе – и капрал Цинциллер действительно был рядом с ним. Мститель шел у Мартелло за спиной, всего в пяти шагах. Там, в коридоре, его присутствие выдавало лишь слабое преломление света. Он мог уничтожить камеру, но почему-то не сделал этого.
Небрежность?
Насмешка?
Дефиле?
Мартелло знал, что Мститель идет за ним, но не мог выдать свое знание, поскольку рисковал не только собственной жизнью – а против Мстителя он не смог бы устоять и секунды – но и успехом операции. Передатчик в его руке была настоящий, и настоящим был аккумулятор для него, ожидающий в комнате. Белый Мститель не купился бы на фальшивку – вот почему Царада и не думал его обманывать. Реальность – вот какое угощение он приберег в тот день для этого гостя; прочная, надежная реальность, верная опора в жизни, лучшее утешение в эти безумные дни. Так говорил Царада, а за словами его скрывались четыре ящика лучшей взрывчатки, оторванные, как и рация, от многострадального сердца.
И был еще лаз, ведущий из комнаты, лаз за стенной панелью, отодвинуть которую было легче легкого. Лаз был надежен, и Царада сперва вызвался быть приманкой сам. Но Мартелло настоял на жеребьевке, ненависть звала его отомстить, и он не собирался уступать эту честь даже своему командиру. Мститель должен был подойти близко, достаточно, чтобы его поле повредило рацию, после чего двери за ним следовало захлопнуться, а у Мартелло осталось бы около пяти секунд, чтобы укрыться от взрыва в стене.
Это была честная игра, партия с реальными ставками, и Мартелло вынужден был играть честно просто потому, что к этому его вынуждали обстоятельства. В конечном счете, человек играет честно всегда, поскольку подчиняется правилам существующего мира и действует исключительно в заданных рамках.