Залезть наверх по лесенке было делом плевым, и когда я ступил на пыльные, полуприсыпанные керамзитом лаги и осветил фонариком черные внутренности чердака, взору предстала не самая приятная картина: на одном из стропил висела… Вика.
Я дёрнулся было к ней — и остановился. Судя по выражению лица и положению конечностей, смерть наступила несколько часов назад, и значит, помочь несчастной я уже не мог. А вот себе навредить мог, если бы начал топтаться по густой пыли и наследил как дурак.
Не буду описывать лицо повешенной, ничего в том приятного нет. Твари!.. От бессильной ярости в сердцах саданул кулаком по бревну. Конечно, Вика была не подарок и крови своими фокусами попортила мне немало, но чтобы такое… Я вовсе не желал ей подобного конца.
Но знаете, в голове моей начали проясняться еще кое-какие нюансы этого проклятого "дела". Дела очень многогранного, разновеликого, не состыковывающегося многими своими фрагментами и деталями и на первый взгляд почти не поддающегося объяснению с точки зрения обычной формальной логики, потому что слишком много самых разных интересов самых разных людей, когда намеренно, а когда и случайно, вдруг сплелись и скрестились вокруг одного предмета: маленького вшивого кусочка углерода с черным пятном в сердцевине — загадки или ошибки природы. Ошибки, за которую очень многим уже пришлось заплатить самой дорогой ценой и за которую, надеюсь, скоро заплатит и еще кое-кто.
И, по-видимому, за всей этой жутью стоит не одно конкретное лицо, а несколько, и все они, вольно или невольно, действуя каждый ради своей личной выгоды, стали соавторами всего этого кошмара.
Да, заварил кашу Серый. Тем, что привез алмаз в город, и тем, что не сумел как следует держать язык за зубами. А дальше — пошло-поехало. К охоте за "доисторическим" бриллиантом подключились Паук и не знакомый еще мне Бизон — два столпа здешнего "высшего общества". Правда, Паук, по всему, на каком-то отрезке пути решил остановиться — либо кишка оказалась тонка, либо благоразумие взяло верх, — однако не захотели останавливаться некоторые из его подчиненных. Да и кстати, себя я тоже вовсе не исключал из данного поганого списка: я же тоже охочусь теперь за камнем, хотя начинал-то с, казалось бы, благородного дела мщения за погибшего друга. И — трупы посыпались со всех сторон как из ведра изобилия…
Но не только нами тремя ограничивался этот список. Не только…
Ладно, угрюмо сказал я сам себе и спустился вниз, не забыв смазать следы на пыли и тщательно протереть ручку люка. Ладно, вали, Гаврила, покуда не прищучили.
Захлопнув входную дверь и заперев калитку, я направился к машине. Уже почти совсем стемнело, и следовало спешить.
Сев за руль, я включил зажигание и поехал, то и дело поглядывая на часы и размышляя о том, что уж коли у преступников имеются милицейские печати, то наверное, стоит когда-нибудь обзавестись ими и мне.
При въезде в город "вышел на связь", а потом повернул к дому Маргариты. За Жорой.
Машину я подогнал почти вплотную к крыльцу, как уже делал однажды, а сам поднялся в спальню Маргариты, окна которой выходили, к счастью, не во двор, а на противоположную сторону.
Она встала из кресла, придвинутого к включенному телевизору, и раскрыла мне навстречу свои объятия:
— Господи, ну наконец-то! (Гм, вроде не похоже, что только что примчалась с "задания".)
Я вежливо отстранился:
— Подожди.
Ее глаза широко открылись:
— Что такое?!
— Ничего. Понимаешь, мне снова нужно уехать. Но ненадолго, и это последний раз.
Маргарита горько усмехнулась:
— Ну еще бы не последний! Ведь завтра ты уедешь навсегда.
— Ладно, обо всем этом мы еще поговорим. Где у тебя ключ от спальни?
— Какой спальни? — не поняла она.
— Твоей. Видишь ли, мне сейчас очень нужно поговорить с одним человеком. Он ждет в машине. Но я не хочу, чтобы вы, даже случайно, увиделись. Нельзя. Это опасно. И я закрою тебя в спальне, а потом открою, когда он уйдет. Хорошо?
Она бесстрастно пожала плечами и достала из кармана халата ключ:
— Как тебе угодно.
…Засунув Жору, который начал уже, простите, пованивать, в машину и замаскировав его куском брезента, я вернулся и отпер Маргариту. Вошел в спальню, кашлянул.
Она не обернулась и даже не соблаговолила отвести взгляд от экрана телевизора:
— Положи ключ на тумбочку.
Положил и ушел.
А теперь — лирический пейзаж…
Ночь.
Звезды на небе.
Ослепительно-яркие южные звезды на омерзительно черном южном же небе.