— Куда? — не понял он.
— На…! Или домой. Только уж не обессудь: провожу. Ты на колесах?
— Ну да.
— Вот прямо до тачки и дойдем. Небось далеко ее оставил? — Я пошевелил пистолетом в направлении двери. — Без фокусов. Двигай.
Во двор мы вышли молча. Он впереди, я — в нескольких шагах следом.
— Отвори потихоньку калитку… — фальшиво прогнусил я, когда мы поравнялись с забором.
Он отворил.
— Надеюсь, ни о каких деньгах больше не спросишь? — поинтересовался я, едва он уселся за руль темно-зеленой "Нивы". — Согласись, при сложившихся обстоятельствах это выглядело бы смешно.
Он покачал головой:
— Не спрошу. — А в глазах все стояло какое-то странное выражение, точно он еще до конца не верил в то, что ускользает целым и невредимым.
— Слушай, а с парнем ты в натуре рассчитался? Мы-то люди свои, а перед ним неудобно будет.
Он сглотнул:
— Аг-га… Рассчитался.
Я вздохнул:
— Ну всё, трогай. Да, чуть не забыл: позвони мне через полчаса, ладно? Есть тут еще один нюансик…
— Ладно, — облизал он пересохшие губы. — Позвоню…
— Ну пока. — Я хлопнул рукой по крыше машины, и через несколько секунд мой бывший помощник скрылся в ночи. А я еще постоял, посмотрел ему вслед и, сунув пистолет в карман, устало заковылял к дому.
Но наверх пошел не сразу. Сел на диван и принялся листать журнал, периодически поглядывая на часы.
Он позвонил. Однако не через полчаса, а ровно через двадцать восемь минут.
Я моментально схватил трубку и услышал какой-то жуткий набор человеческих — а вернее, уже почти нечеловеческих звуков: хрипы, стоны, зубовный скрежет, бульканье и клокотанье в горле — и брань, ужасную площадную брань.
— … сука… сука… сука… — это, пожалуй, самое мягкое из всего ассортимента.
Я послушал-послушал, а когда и брань перешла уже в нечто совсем нечленораздельное и наконец, захлебнувшись, стихла, удовлетворенно кивнув, отключил трубку. Потом встал, осторожно подобрал с пола кнопку и выбросил в унитаз.
Маргарита ждала меня в спальне вся — ну, вы понимаете сами, какая — великолепная, манящая, желанная. Я вошел и первым делом налил себе из графина стакан воды. Залпом выдул и начал раздеваться.
Она глядела на меня вроде бы затуманенным от предвкушения всяких таких сладостных делов взором, однако едва лишь основание мое соприкоснулось с кроватью, неожиданно сухо спросила:
— И что там?
— Где? — рассеянно пробормотал я и попытался провести захват, но она из него ловко высвободилась.
— Подожди! Он ушел?
— Кто? — притворно изумился я.
Маргарита сердито фыркнула:
— Не строй из себя идиота, а из меня идиотку! Я о человеке, с которым ты битый час разговаривал в гостиной.
— Ах, этот, — зевнул я. — Конечно, ушел. Неужели думала, что я оставлю его ночевать? Это не в моих правилах, да к тому же у него жена и дети, которые будут волноваться, если папа не придет домой.
— А сколько у него детей?
— Трое, — помрачнел я. — Слушай, это наша последняя ночь…
— Да погоди, — отмахнулась от моих целеустремленных рук Маргарита. — Почему он кричал?
Я удивился:
— А он кричал?!
— Даже на лестнице было слышно.
Я слегка ущипнул ее за ягодицу.
— Подслушивала на лестнице?! Ах, дрянная девчонка! Но я же тебя запер!
— На сей раз я заранее запаслась вот этим. — Маргарита показала мне второй ключ от спальни. — Так почему он кричал?
— Да не кричал он, — проворчал я, — а просто сел на кнопку.
Ее глаза сердито вспыхнули:
— Опять дуру из меня делаешь? Какую еще кнопку?!
Я обиженно пожал плечами:
— Самую обыкновенную. Канцелярскую.
— А кто ему ее подложил?
— Как кто? Естественно, я.
Она уставилась на меня словно на сумасшедшего:
— Но зачем?!
— Да ни за чем. Просто так. Вспомнил, как пацанами в школе баловались. — И охаляпил ее упругую грудь.
На этот раз она не сделала и попытки вырваться. Лежала молча, и я чувствовал ладонью толчки и биения ее сердца. Очень, очень нервные и неровные толчки и биения…
И вдруг она тихо спросила:
— Ты узнал, где алмаз?
Я ответил еще тише:
— Завтра.
— Что завтра? — не поняла она.
— Всё — завтра, — вздохнул я. — А вот сегодня… А впрочем, сегодня — уже завтра. Как это — "Сатана гулять устал — гаснут свечи, кончен бал…" М-да-а…
Больше я не произнес ни слова.
И Маргарита не произнесла больше ни слова.