Слушайте, я ведь тоже не вчера родился. Все, что творится кругом, вижу и понимаю, а в чем-то порой, увы, даже принимаю участие — не всегда с восторгом, но жизнь есть жизнь. Я вижу и понимаю (или думаю, что понимаю) и насчет наших так называемых "новых" людей. Что-то мне в них нравится, хотя бы та же хватка и работоспособность, что-то — нет. Но больше всего мне не нравится, когда их бабы начинают корчить чёрт-те кого, не имея за душой ни хрена кроме смазливой морды и кошелька мужа или любовника. Похоже, как раз такая вот самовлюбленная пустышка и сидела сейчас передо мной и строила из себя герцогиню Виндзорскую на отдыхе в Монте-Карло.
И я начал медленно закипать.
А немного покипев, нарочно откашлялся, чтобы сбросить давление пара, и, как мог корректно, сказал:
— Слушайте, милая, я, конечно, все понимаю…
Ее глаза недобро сузились:
— Я вам не "милая", и что это вы понимаете?
— Ничего! — отрезал я. — Вы, видимо, жена Сергея, но тем не менее…
И благоразумно умолк, чтобы не скатиться на откровенную грубость, потому что нагрубить ей мне сейчас очень хотелось. Но я взял себя в руки.
А она… Она еще какое-то время совершенно непроницаемым взглядом смотрела на меня, а потом почему-то хрипло, с явным напряжением произнесла:
— Да, я жена… Точнее, бывшая жена Сергея…
Я удивился:
— Что значит — бывшая?! Вы выставили его? А может, простите, он вас бросил?
Женщина медленно покачала головой:
— Нет, он не бросил. Он… он умер.
— Что?!
Вот тут-то меня подбросило чуть не до потолка, и как только диван выдержал, когда мои почти сто кило вернулись обратно. А потом я вскочил. А потом снова сел, потому что ноги опять, как несколько дней назад, перестали слушаться. Правда, теперь по другой причине.
— Умер? — шепотом очумело повторил я. — Умер… Нет-нет, не верю!
Она нервно пожала плечами:
— Да уж поверьте, сделайте милость.
И только теперь до меня понемногу начало доходить: холодный тон, категоричное требование повесить гитару Сергея на место, черное платье…
— Но что?! — как полоумный заорал я. — Скажите, что случилось!..
Она не опустилась до ответа на мой вопрос. Она задала свой:
— Когда вы приехали?
Я поморщился. Вопрос не из приятных, особенно в свете последних событий. Но ответил:
— Неделю назад.
Ее и без того большие глаза сделались еще больше.
— Что-о?.. — еле слышно протянула она. — Неделю?!
Я смутился:
— Да… Ну понимаете, так получилось… Слушайте, как вас зовут? Не люблю разговаривать с безымянными предметами. Если угодно — согласен обращаться по имени-отчеству. Если нет — не согласен. Так как же?
Она поджала губы, но лед отчуждения мало-помалу начал таять.
— Маргарита, — наконец медленно произнесла она.
— Николаевна? — снова, как и в больнице, дурацки пошутил я и тотчас осекся, вспомнив, что сейчас не самое подходящее время для глупых шуток. Странно — до меня все не доходила суть того, что произошло. Я никак, ну просто никак не мог врубиться и осознать, что Серёги действительно нет и что он ни через пять, ни через десять минут, ни через час не вломится в эту дверь и не рявкнет: "Здорово, волчара!"
Маргарита на мою шутку не отреагировала — может, не поняла, а может, и не обратила внимания.
— А отчество? — уже серьезно спросил я.
Она покачала головой:
— Меня зовут Маргарита, а отчество вам ни к чему.
— Ну как это? — заджентльменствовал я. — Почему? — Но она снова покачала головой:
— Потому, что вы близкий друг Серёжи, потому, что приехали по его просьбе, и вдобавок…
Пауза меня насторожила.
— "Вдобавок" — что?
Она вздохнула:
— Ничего. Раз вы все же приехали и нам теперь предстоит часто видеться, можете называть меня просто Маргаритой. Или Ритой… — помолчав, добавила она.
— Гм, однако…
И впрямь, эта женщина все же была несколько, как бы это выразиться… ну, не странной, нет, но все ж таки чем-то и странноватой. И с какой это, интересно, стати она решила, что теперь нам предстоит часто видеться? Нет, конечно, я понимаю: похороны, хлопоты, поминки и все такое. Но потом-то, потом я, чёрт побери, уеду!..
Подозреваю, что эти мысли были написаны на моем ясном лбу самыми что ни на есть заглавными буквами, и тем не менее реакция Маргариты на мои эмоции была абсолютно нулевой. Похоже, этой высокомерной красавице было совершенно наплевать, о чем думал я, — она говорила лишь то, что сама считала нужным.