Нет, это, конечно, была не она. Однако — мотивы, мотивы… Испитое, отечное лицо, красные воспаленные глаза, щербатый рот. Левой рукой это чучело придерживало на круглых как арбузы грудях грязно-белую, напоминающую саван мертвеца простыню, а правую протягивало ко мне…
Я испуганно заорал — в ответ раздался сладострастный рык, простыня, не поддерживаемая более ничем, упала как седьмая печать, и вторая рука с синими прожилками вен коброй потянулась ко мне. И — жуткий призрак начал вдруг стремительно приближаться — не перебирая ногами, наплывать как нечисть в кино. Я отчаянно задёргался и — слава тебе, господи! — вроде бы проснулся.
…Я проснулся.
И лежал в кромешной тьме, без толку хлопая глазами и тихо, как чудом улизнувшая от кошки мышь.
А потом… Потом я услышал некие посторонние звуки, и рука сама собою поползла под матрац в поисках трофейного пистолета. Нащупала рукоятку, остановилась… (Чёрт, я же точно помню, что запирал дверь изнутри!)
Постепенно звуки более конкретизировались. Дыхание — довольно прерывистое, сдерживаемое, волнительное. И — шуршание. Одежды? Да, вроде бы одежды.
Так-так-так… Дыхание и шуршание, шуршание и дыхание… В комнате явно кто-то был, и этот таинственный и загадочный "кто-то" явно сейчас раздевался. Но зачем?..
О Санта-Барбара! Да неужели ж кошмарный сон оказался вещим и эта вонючая пропойца заявилась сюда, чтобы провести со мною свою, наверняка убийственную и вообще последнюю в моей еще не старой жизни ночь — ночь любви?.. Нет! Что угодно — только не это! Пусть хоть кто, хоть вредная Вика, только не это! Лучше уши отрежьте!..
Теряя по дороге остатки мужества и не исключено что мужественности, я дотянулся до кнопки ночника и…
Сон все-таки оказался в руку.
Хотя бы отчасти, потому что это была женщина.
Но хвала всевышнему — не проститутка в простыне и даже не вредная Вика…
Она стояла посреди комнаты. Обнаженная и преґкрасная. Ее точеные руки были скрещены на груди, а темные глаза смотрели на меня отрешенным взглядом.
Я малодушно ойкнул, и этот "ойк" словно разбудил ее, вырвал из оцепенения, и она, уронив руки, медленно пошла ко мне.
Она шла, а я, словно завороженный Каа Бандер-Лог, смотрел на ее округлые плечи и рассыпавшиеся по этим плечам пышные золотистые волосы, красивые руки и длинные ноги, упругие груди и… и… В общем, невзирая на закалку, от всего этого зрелища я едва не задохнулся.
Подойдя к постели, она остановилась, продолжая смотреть затуманенным взглядом мне в глаза. И я… теперь я смотрел тоже только в ее глаза, позабыв обо всем остальном. Я падал, летел и тонул в них как в черном-пречерном омуте. Они заманивали, завораживали и погружали в себя как в болото. Впрочем, весьма желанное и многообещающее болото.
А потом в какой-то момент до меня дошло, что я сижу на кровати совсем как дурак. И правда, чего ж это я сижу, а она — стоит?! Надо немедля, немедля подвинуться, освободить место и ей.
Я подвинулся, и Маргарита фиолетово-розовой в свете ночника змейкой скользнула под простыню. Ее руки обхватили мою шею, а губы коснулись моих. Она крепко прижалась ко мне, и я почувствовал, как она вся дрожит, и успел подумать, что навряд ли от холода.
Эх… Понимаете, задним числом можно говорить и домысливать всякое, но я не знаю — не знаю! — осознанно ли пришла она именно ко мне или же ей было сейчас все равно — все равно, к кому, лишь бы не оставаться в этом огромном доме и еще более огромном мире одной, лишь бы ощутить рядом со своим еще чье-то тело, почувствовать чью-то ласку. Может, и все равно…
Но мне-то, мне, чёрт побери, было не все равно! В ответ на ее поцелуй я впился ей в губы, принялся целовать лицо, шею, грудь, ласкать ее всю, пока она не застонала и привлекла меня к себе…
…В районе окна жужжала и билась о стекло какая-то полоумная, перепутавшая день с ночью муха. Мы лежали молча, обессиленные и опустошенные. Лично я был как выжатый лимон или апельсин. Маргарита, надеюсь, — тоже.
Я лежал и все никак не мог отважиться хоть о чем-то ее спросить. Она была рядом — ближе некуда, но и одновременно — далеко-далеко. Однако наконец собравшись с духом, я еле слышно пролепетал:
— Где ты была, Рита, где? Я так волновался!..
И — словно отрубило: больше, как ни пыжился, не мог выдавить ни слова.
Она же внезапно повернула ко мне свое прекрасное лицо, но посмотрела таким взглядом…
Свет ночника отражался в ее темных, бездонных глазах как две маленькие ледяные свечи, и глаза эти, казалось, видели сейчас кого-то другого. И у меня внутри все оборвалось, а сердце от отчаяния замолотило как бешеное.