Узоров из цветов земля навяжет,как мера с красотойдуше покажут.Всё расцветает в мире,как всегда.Шмели в цветах медовыхважно роются,а я вот ожидаю: ну когдацветок картошкина Руси раскроется?В ладонях коренастого кустазатеплитсясмущённое свечение,как будто приоткроет Красотавеликое своёпредназначение.Когда рванулсяЗапад на Востоки мир дрожалот столкновенья грозного —Железный Руррасшибся о цветок,цветок картошкис полюшка колхозного.Землёй родимойпахнет от него,негож он для букетика продажного.Но от цветенья скромного того —светлей в Россиина душе у каждого.Росли мы на картошке —я и ты.Её земная силав наших мускулах… Ну, вот и всё о смысле красоты и о цветке картошки с поля русского.
Как много в душесокровенного!Во мне и поныне живасчиталочка детства военного,особого смысла слова:«Шёл пароход «Победа».На нём не хватило обеда.Что случилось?Беда!Что пропало?Еда!Ты её съел?Да!»…Пайковтяжеленные граммы.Отцовтреугольный привет…Работатьусталые мамыот нас уходили38чуть свет.Опасное небонад городом.Пустой,без крапивинки,двор,где в прятки играли мыс голодом,где прячется детствос тех пор,где Галочка или же Леночка,а, в общем, живая душа,годочков семи иждевеночка,лепечетхудым малышам:– Шёл пароход «Победа».На нём не хватило обеда.Что случилось?Беда!Что пропало?Еда!Ты её съел?..Да-а-а!.. Считалочка детства военного, особого смысла слова! Пусть будет среди сокровенного считалочка эта жива, в которой так виделось детям сражающейся страны, что где-то, сквозь волны и ветер, по чёрному морю войны шёл пароход «Победа»…
Мой первый стих…Шёл год – сорок второй.И было страшно, голодно и сыро,Когда в наш детский садпришёл геройСо «шпалами»большого командира.Он нам сказал:– Мы скоро победим!Он был огромный,и совсем не строгий.И красный орденна его грудивесь наш детсадладошками потрогал.В тот денья первый стих придумал свой.И прочитал со стула,с выраженьем,что скоро мой наступит день рожденья,и с фронта к нам приедетпапа мой.– И мой! И мой! —зашёлся криком сад.– А мой первей!– А мой, чур-чура, первый!…И плакала в залатанный халатседая повариха тётя Вера.
Н. Н. Сотников
«Москва большая, словно степь»
Слова это не мои. Они принадлежит Владимиру Цыбину, о котором я впервые узнал летом 1968 года во Львове. Ныне, зная хотя бы приблизительно обстановку на Украине и тем более на Украине Западной, даже представить себе трудно ситуацию, которую я застал тогда в книжных магазинах и в киосках Львова. Представьте себе: шёл фестиваль русской поэзии! То есть на прилавках было немало и украинских книг, но несравнимо меньше, чем книг русских. Именно тогда завершился выпуск библиотеки русской советской поэзии из 50 книг. Они не были слишком нарядно изданы, но всё равно выглядели очень привлекательно. Среди авторов мне встретились десятки знакомых и даже любимых имён, но были и подлинные открытия. Я, например, прежде не встречался с книгами Владимира Цыбина.
Продавщица разрешила мне сесть около выставки, даже принесла стул. Видя, с каким упоением я просматриваю поэтические книги, она просила меня не спешить вплоть до часа закрытия магазина, к слову сказать, одного из самых крупных и престижных, расположенных, разумеется, в центре города.
И вот тогда я, прочитав сравнительно небольшой томик (а читаю я довольно быстро – сказывается редакторский навык), твёрдо решил, что в Ленинграде поищу книги Цыбина и обязательно о нём напишу.
Своими впечатлениями о его творчестве я через несколько лет поделился с только что назначенным на пост главного редактора журнала «Волга» Сергеем Боровиковым, и он благословил меня на эту экспромтную творческую заявку.
Вообще, надо сказать, критика и в целом литературная окружающая среда Цыбина не баловали. Как я потом узнал, были против него и разные акции, и обидные выпады. Отсюда и его хлёсткое стихотворение «Литературным староверам» – одно из самых острых о внутрилитературном быте.