— Уж не меня ли ты хочешь обвинить в этом? — грозно произнёс Хлебалов.
— Николай Григорьевич, я был мальчишкой, когда погибли мои родители…
— Ты и сейчас мальчишка… — проворчал Хлебалов.
— …И у меня нет фактов, чтобы обвинять кого-то конкретно. Но расследование проведено халатно, даже на мой непрофессиональный взгляд. Вы же, как не раз утверждали, были другом моего отца. И мне известно, что здесь, в Никитске, никто не может с вами не считаться. Почему тогда вы не позаботились о том, чтобы выяснить правду?
— Научили тебя языком молоть в твоей Англии! — проворчал Хлебалов. — Ты не похож на своего отца, мальчишка! Тот верил своим друзьям и не наезжал на них с глупыми подозрениями, когда у них неприятности!
— Вы не говорили мне, что у вас неприятности, — вежливо произнёс Алексей.
— Теперь говорю! А теперь скажи: разве не я велел дать тебе документы?
— Вы, — согласился Алёша.
— Разве я не относился к тебе, как к сыну? Разве тебе не хватало денег? Разве тебе в чём-то отказывали? Разве ты не получаешь наилучшее образование, в то время как я вынужден разбираться с курганскими бузотёрами, чтобы твоё имущество не растащили и не пропили?
— Простите, Николай Григорьевич, но разве Курганский завод не приносит прибыль? — поинтересовался Алёша.
— Приносит! — рявкнул Хлебалов. — Потому что им управляю я, понял?! Не нравится — забирай его! И, я отвечаю, через год его раздавят налогами, закроют к херам наши сраные власти или заберут бандиты. И хорошо ещё, если тебя самого не посадят, понял?
— Николай Григорьевич, — спокойно сказал Алёша. — Я благодарю вас, что вы приняли на себя эту обязанность. И благодарю вас за то, что я не испытываю недостатка в деньгах и учусь в дорогом колледже в Англии. Я уже говорил, благодарен и вам, и Вене, и дяде Фиме, и дяде Коле Яблоку, будет земля ему пухом, — если у меня возникают сомнения, я считаю бесчестным утаить их от вас. И таким же бесчестным считаю бросить человека, который мне доверился. Я говорю об Алёне. Развейте мои сомнения, успокойте мою совесть — и можете твёрдо рассчитывать на мою помощь, если она вам требуется.
— Вот это уже лучше, — кивнул Хлебалов. — Касательно твоих родителей ничего говорить не буду: сейчас не до этого. Меня, Алёша, подставили на очень большую сумму. И я должен выкручиваться, иначе упаду не только я, но все, кто со мной связан. И ты в том числе. Кроме того, те суки, которые убили Яблоко, и, скорее всего, похитили Алёну Булкину, не унимаются. Я почти уверен, что именно они застрелили её отца. А вчера взорвали мою машину с ребятами и сбили вертолёт.
— Ничего себе! — удивился Алексей.
— А ты думал? Это война, мальчик. А насчёт девушки не беспокойся. Я отправил её в Ширгород, здесь ей оставаться опасно. И тебе, кстати, тоже.
— Мне не хотелось бы уезжать сейчас, — сказал Алёша.
— Тогда изволь выполнять все требования безопасности! — рявкнул Хлебалов. — Или тебя пристрелят, как Яблоко.
— Не понимаю, зачем меня убивать? — пожал плечами Алексей.
— Всадят пулю — поймёшь! — отрезал Хлебалов. Но тут же смягчился и прибавил: — Ты — формальный владелец значительных ценностей. Ты наследник. А вот у тебя наследников нет. И завещания ты не писал, верно? Кстати, если ты не передумал учиться дальше, нам с тобой следует оформить наши взаимоотношения. Как только тебе исполнится восемнадцать, я по закону потеряю право вести твои дела. Ты не передумал насчёт учёбы?
— Нет, — Алексей покачал головой.
— Тогда я прикажу подготовить новый пакет документов, по которому ты назначаешь меня управляющим. Срок проставишь сам: я не знаю, сколько ты намерен учиться. Устраивает?
Шелехов кивнул.
— Тогда, если у тебя больше нет вопросов, — будь здоров. У меня дел и без твоих заморочек хватает.
— Вопрос только один, — сказал Алексей. — Надолго это всё?
— Неделя, две, месяц! — раздражённо буркнул Хлебалов. — Откуда я, на хрен, знаю? Надоест — скажешь. Посадим тебя в инкассаторский бронеавтомобиль — и отвезём в аэропорт. Я, Алексей, не хочу, чтобы тебя убили!
Шелехов посмотрел на своего опекуна и почувствовал, что тот говорит искренне.
— Хорошо, — согласился он. — Я подожду, сколько надо.
Провести каникулы в подвале — невелико удовольствие. Но уезжать в Англию не хочется. И вдруг он как-то сумеет помочь Алёне?
— Будь здоров! — Хлебалов нажал на кнопку.
— Проводи, — велел он охраннику.
— Пока, Леха! — Застенов пожал Алёше руку. — Будь осторожен… — одними губами прошептал он.
И ощущение доверия, которое возникло у Алексея от последних слов Хлебалова, развеялось.
Пока его не было, в его комнату-камеру принесли видеодвойку и коробку кассет. Кассеты, вероятно, позаимствовали у кого-то из охранников: половина — боевики, половина — порнуха. Чтобы не огорчать благодетелей, Алёша воткнул какое-то мочилово, врубил погромче звук и задумался.
Значит, у Хлебалова проблемы. Финансовые и, если можно так выразиться, деловые. Если, конечно, его заботливый опекун не соврал. Скорее всего, нет. Уж очень реалистично Хлебалов изображал гнев. Должно быть, автор угрожающего стишка намерен выполнять обещания. А вот что касается финансовых проблем, то можно попробовать потянуть за кончик цепочки, который у него имеется: личный счёт Алексея в Великобритании. Попытаться выяснить, откуда приходят на него деньги. А затем попытаться продвинуться дальше.
Алёша понятия не имел, что он будет делать, даже если ему и удастся добраться до хлебаловских финансовых потоков. Наверняка это будет какой-нибудь офшор, как это принято здесь, в России… Наверное, Алексею просто хотелось предпринять хоть какие-то действия. Однако его усилия застопорились уже на втором этапе.
Стальной кейс лежал на коленях у Евгения Бессонова. Кейс был заперт.
Шесть человек сгрудились вокруг. Вся армия Ваньки-мстителя. Две боевые тройки да он сам. Семеро — против сотен боевиков, не говоря уже о государственных служителях правопорядка, которые поголовно на содержании у Кольки Хлебалова. Всего семеро, но зато каждый — круче крутых. И у каждого к Хлебалову свой счётец. Личный и конкретный.
— Вырезать кусок — и все дела! — не выдержав, заявил Монах.
— А если рванёт? — усомнился Уж, лидер второй тройки, маленький, остроносый, с виду совсем не грозный… И оттого ещё более опасный.
— Ну вот и сделай, чтоб не рвануло, — сказал Монах. — Ты ж подрывник!
— А если испробовать ту хреновину, которая замки распечатывает? — предложил Ленечка.
— У нас её нет, — резонно заметил Уж.
— Я знаю, у кого есть.
— В Кургане? — спросил Бессонов.
— В Никитске. У Веньки Стены.
Все засмеялись.
— Попроси! — предложил Уж. — Приди к нему домой и попроси. Стена тебе даст.
— Из четырёх стволов в башку! — добавил Салават, шкафоподобный татарин из Ужовой тройки.
— Домой не надо, — неожиданно сказал Сивый. — Стена её в машине возит.
— Откуда ты знаешь? — спросил Бессонов.
— Мишка ребятам по пьянке хвастал. Говорил, любую электронику мигом вскрывает. Хоть дверь, хоть тачку.
— В машине, значит… — протянул Уж. — В машине — это уже интересно. Я бы рискнул, а, Бессон?
— Рискни, — согласился Бессонов. — Только один не ходи. Монаха возьми, его рожа в Никитске не засвечена.
Уж скривился:
— Я лучше один, — запротестовал он. — От Монахова трендения у меня уши в трубочку сворачиваются.
— Вот и замечательно! — покровительственно заявил Монах. — Будут не такие лопоухие!
— Я его зарежу! — с тоской произнёс Уж.
— Всё, — оборвал Бессонов. — Берёшь Монаха.
— А может, хрен с ним, с чемонадом? — со слабой надеждой предложил Уж. — Обойдёмся без этих бабок!