— Так поля и остались невозделанными, — проговорил старик. — А что здесь было в прошлом году! Сколько людей работало по колено в воде! Какие песни пели!
— Хозяева вернулись? — спросила Гарриет.
— Нет, Мойсей, они не вернулись. У них забрали землю, потому что они не платят налогов. О! Они и в старину без стыда жили в долг!
— Кому же достанется эта земля?
— Компании. Приехало несколько янки. Земля продана им.
— Да, — задумчиво сказала Гарриет, — уж эти будут платить налоги…
— А что такое компания?
— Это земельные спекулянты, то есть мошенники. Вот кому досталась ваша земля.
— Почему же ты не сказала президенту и конгрессу?
— Нынешний президент не любит негров. А конгресс занимается поправками, параграфами, пунктами…
Гарриет быстро зашагала по дамбе, не глядя на пустынные поля, на которых квакали лягушки.
На острове Порт-Роял её встретили как знатную гостью. К берегу была подана большая шлюпка. Гребцы были в одинаковых белых шарфах и, наклоняясь вперёд на вёслах, одновременно выкрикивали: «Гей!» — как заправские матросы. На острове её ждали Дэви и Джейн. У обоих были счастливые лица. Потом подошёл Конго Джим с красной лентой через плечо. Часовые взяли «на караул».
— Добро пожаловать в чёрную республику, — улыбаясь, сказал Конго Джим.
Это и в самом деле была страна чёрных. Все островные плантации были поделены на фермы. На месте бывших госпиталей и складов, где среди вони, грязи и мух умирали больные и раненые, тянулись чистые домики с окнами и верандами. Дорога была расчищена, аккуратно подметена и упиралась в сарай, в котором помещался продуктовый магазин. На полях виднелись фигуры чёрных крестьян, идущих за плугом, в то время как подростки с хворостинами бежали рядом с мулами.
— Мы раздобыли ссуду на покупку мулов и плугов, — объяснял Дэви, — да ещё привезли сюда продуктов на тысячу человек. У нас есть кузница, сапожная мастерская…
— И школа! — воскликнула Джейн. — Две комнаты с печкой, классной доской и мелом!
— Вас не трогают? — спросила Гарриет.
— Пробовали, — промолвил Конго Джим. — Конгресс постановил нас выселить, но мы отказались отдать землю. Пришёл батальон, мы ударили в барабаны. Все были с ружьями. Выкопали ямы для стрелков, сделали возле пристани заграждение. Я построил свой отряд. Белый офицер посмотрел и говорит: «Наверное, бывшие солдаты?» А я говорю: «Так точно, сэр, лучшие стрелки на всём побережье». Он ещё посмотрел и говорит: «Чёрт возьми, отличный строй, давно такого не видел», да и увёл свой батальон. Тем и кончилось.
— Это сильнее, чем постановления, — весело добавил Дэви.
Джейн повела Гарриет в школу. Когда Джейн написала на доске большую букву «А» и хор детских голосов нараспев протянул название этой буквы, Гарриет во второй раз в жизни почувствовала, как у неё увлажняются глаза. Ведь ей было уже под пятьдесят лет, а она так и осталась неграмотной!
Много лет спустя
Прошло много лет. Конгресс упорно отказывался дать Гарриет пенсию. Она жила в Оберне, растила картофель на огороде и продавала его соседям. Учительница местной школы Сара Брэдфорд поила её чаем на кухне и слушала её рассказы о приключениях «кондукторов подземки» и о гражданской войне. Гарриет ничего не забыла из своего прошлого.
— Мой поезд никогда не сходил с рельсов, миссис, — говорила она, — и я никогда не потеряла ни одного пассажира.
Её торжественный хриплый голос можно было слушать часами.
В 1867 году её муж Джон Табмен встретил на сельской дороге в Мэриленде пьяного плотника, по фамилии Винсент, который напал на него с кулаками. Единственным оружием Джона было банджо. Он ударил плотника по голове и сломал инструмент. Плотник выхватил револьвер и застрелил «проклятого негра». За это его присудили к штрафу в пять долларов. Гарриет стала вдовой.
Она сходила на кладбище, где были похоронены старики: Бен Росс, старая Рит, Устричный Билл и его жена. Там она помолилась за упокой души весёлого музыканта Джона Табмена. Молитва не принесла ей никакого облегчения. На обратном пути она натолкнулась на высокого, худощавого человека с котомкой за плечами, который не спеша шёл по улице Оберна и что-то насвистывал. Приблизившись, он положил руку на плечо Гарриет.