Снова пробили часы: «Что, Гарриет, ты ещё ничего не придумала?»
Где-то далеко живут Дэви и Джейн. Эти пошли дальше. В гражданскую войну они взяли ружья и стали солдатами. Они воины. И сейчас они зовут негров воевать за своё будущее.
У таких, как Дэви и Джейн, в душе ничего не осталось от рабства. Но живётся им трудно, и до свободы ещё очень далеко.
Опять бьют часы: «Что, Гарриет, ты ещё ничего не придумала?»
Дети Дэви и Джейн живут на Севере, они рабочие. Дети Конго Джима возделывают поля на Юге. Эти больше не прячутся в лесах и болотных трущобах, они выходят рядами на улицы.
Теперь уже белые всадники прячутся по ночам и выезжают на охоту за людьми, как разбойники, с завешенными лицами…
Часы опять бьют: «Ну что, Гарриет?..»
Гарриет повернулась в кресле и проговорила с улыбкой:
— Знаете что, часы, перестаньте беспокоиться! Если я не доживу до дня свободы, то доживут другие. Я часть реки. Не с меня она началась и не мной кончится. Позади меня узкий ручеёк, впереди великий водопад. Сколько ни старайся Джесси Баррингтон и её приятели, им не повернуть реку и не остановить водопад!
Она долго молчала. Часы пробили ещё, на этот раз, кажется, успокоительно.
— Что я ещё увижу? — бормотала Гарриет. — Долго ли я проживу? А, часы?
Часы не отвечали. Их дело только показывать время.
Она жила ещё очень долго. Полная потрясений история Америки продолжала шелестеть перед ней своими страницами.
Сара Брэдфорд дрожащим голосом читала ей, водя пальцем по газетным строчкам:
— «Город Питтсбург полностью во власти людей, одержимых дьявольским духом коммунизма».
Гарриет улыбалась. Она знала, что это ложь. Друзья Бэйтса не могли быть одержимы «дьявольским духом». Но в то время, как на Севере войска и полиция расстреливали рабочих-стачечников, на Юге возвращались к власти старые враги негров.
Старая миссис Джесси Баррингтон написала очень чувствительную и многословную книгу. Это был роман о том, как разорили южную плантацию и как единственная наследница осталась одна среди необразованных и вероломных чернокожих. Пером, полным гнева и скорби, описывала Джесси глубокие страдания и высокое мужество разорённой белой леди. В романе был выведен смешной, неуклюжий лесоруб из штата Иллинойс, по имени Авраам Линкольн. Писательница не забыла и о бабушкиной арфе, и о тонком запахе цветов в старом саду. Джесси призывала ждать, надеяться и хранить в душе святые воспоминания прошлого. Роман назывался «Разгромленные».
Гарриет минуло семьдесят лет. По этому случаю её друзья снова обратились к конгрессу с просьбой дать пенсию героине гражданской войны. Самое упоминание слов «героиня» и «гражданская воина» вызвало возмущённые возгласы. Не «героиня», а просто «участница войны между штатами»!
Но и «участнице» пенсии не дали. Тогда друзья Гарриет обратились в военное министерство. Наконец она получила двадцать долларов в месяц, но не как «участница», а как вдова рядового Нельсона Дэвиса, «который с честью служил в роте “Г” восьмого пехотного полка Соединённых Штатов».
На двадцать долларов с трудом можно было прожить десять дней.
Годы шли. Друзья умирали один за другим, новые поколения вступали в бой.
В 1910 году соседи повели Гарриет посмотреть на недавнее изобретение, называемое «синематограф» или «движущиеся картины». Это было после большого негритянского погрома в Спрингфильде, городе Линкольна, невдалеке от его могилы. На большой белой простыне показывали демонстрацию протеста: маленькие чёрные девочки в белых платьицах шли, взявшись за руки, а над ними колыхался плакат с надписью: «Папы и мамы, за что нас хотят убить?»
Когда Гарриет выбралась на улицу из тёмного сарая «синематографа», к ней подошли двое белых — дама с зонтиком и господин с фотоаппаратом.
— Эй, бабушка, — крикнул господин, — не знаешь ли, где здесь живёт Мойсей Табмен, герой гражданской войны? Мы хотим его сфотографировать.
— Мойсей Табмен? — с недоумением переспросила Гарриет. — Вы думаете, что это мужчина?
— Разве женщина может называться Мойсеем? — спросил фотограф.
— Мы слышали, что он пережил много увлекательных приключений, — добавила дама.
Гарриет расхохоталась.
— Мойсей умер, — сказала она. — Сердце у него от гнева окаменело, и он скончался.
Господин и дама переглянулись.
Вероятно, они оба подумали, что старушка выжила из ума.