Где-то в голубой синеве, где терялись очертания каменных глыб, парили тёмными росчерками силуэты орлов. Рукава пурпурной мантии чародея развивались на ветру, а руки он развёл в стороны, словно пытался ухватить ветер, или же подражал парящим в небесах птицам.
Барон, так же щурясь от ветра и солнца, жевал кусок колбасы, запивая гномским вином из серебряной фляги. Он жевал, рассеяно оглядывая перспективу.
Внезапно, послышался тихий, снесённый ветром, но довольно резкий перезвон колокольчиков, и походный мешок барона зашевелился...
- Проклятие... - пробормотал барон, судорожно сглотнув кусок колбасы, и, едва не подавившись вином.
Утерев рукавом небритую физиономию, барон достал из походного мешка зеркало из голубоватого металла, протёр его об себя, и изобразив на лице фальшивую улыбку до ушей, расправил плечи, и заглянул в зеркало.
- Да, моя мартышка! Я тебя слышу! И вижу!...
Супруга барона, и правда смахивала лицом на обезьянку: тонкие губы, выдающаяся челюстная часть, вздёрнутый носик, и маленькие глаза, обрамлённые пышными, мелкими кудрями цвета старинной меди.
- Серма, тушканчик мой, - ответила она встревожено, - как вы там? Покушали? Как Лой? Он не замёрз? Не ушибся?....
- Всё отлично! - рот барона растянулся ещё шире, хотя, казалось, что уши не дадут сделать это, - мы тут осматриваем памятник, да, перекусили... Лой... тут... неподалёку...
- Патисончик, ты опять делаешь это?! - маленькие глазки баронессы округлились до состояния ореха.
Барон выпучил глаза, словно краб, на которого облокотилась акула.
- Ты кушаешь колбасу! - тоном обвинителя на суде произнесло из зеркала изображение баронессы, - ты обещал! (голос начал звенеть, как тетива лука) Ты говорил, что будешь следить за здоровьем и соблюдать диету! У тебя же печень!! Ты обещал похудеть!!! Пузо! Пойми - у тебя опять растет пузо!!!
- Инесса, милая...
- У тебя кожура на воротнике, - с ледяными нотками в голосе произнесла жена барона.
- Лань моя, дикая, - брови барона указали границы его лба, гораздо выше, чем можно было бы предположить, - ну, что ты! Это ветром задуло! Тут... с поля принесло...
- Петушочек мой, не наматывай мне пряжу на уши: тролли там у вас в горах, что ли колбасу ели?
- Да почём же я знаю, вишенка моя дикая!?
- Где твой сын?!
- Лой! - позвал барон, машинально, как охотничья, поведя головой по сторонам, и, стараясь незаметно стряхнуть колбасную шкурку с воротника.
- Хоть бы слуг взяли с собой... - доносилось из зеркала.
Взгляд борона упёрся сперва в неподвижную фигуру Лоя, с трепещущими волосами, который застыл, словно те древние камни. Проследив направление взгляда сына, барона сковало такое же оцепенение, и он забыл о зеркале, и о жене, хотя в обычной жизни добиться этого было фактически не реально.
Новый порыв ветра, тысячей мельчайших паутинок промелькнул сквозь солнечные лучи, словно нить через иглу швеи...
- Что там, барбосик?! - жалобно хныкала баронесса Инесса, - мне не видно: разверни стёклышко ... Серма, я кому говорю...
Конечно, сама по себе эта сцена, была на достаточном удалении, но солнце ярко освещало подножие Каранга Ёлум, меж столпами которого и стояла фигурка чародея, воздавшего руки к вершине колосса.
С верхней части гигантских каменных ворот, змеилась к земле зелёная молния, сверкая, вибрируя, и издавая подхваченный горным эхом многоголосый рокот.
Эта молния упиралась прямо в остроконечную шляпу чародея, но, кажется абсолютно не причиняла тому ни малейшего вреда. Напротив, он слегка покачивал воздетыми к небесам руками, и, кажется бормотал какие-то заклятия, а может просто напевал древнюю песню про великую битву у Арда-Тельек: отсюда было не понять. Его фигура была ярко очерчена зелёным ореолом света, будто некое энергетическое поле окружило его... И действительно, было ощущение, что свистящий на равнине ветер наигрывает некий мотив одной старинной баллады...
Глава XXIV
Итак, - сказал Зор-Лан, - я не получил ответа на свой вопрос, кто из здесь собравшихся, знает заклинание двадцать первой линии «Рука Бога»?
Рогатый дьявол, сидящий на плече у Зор-Лана, грозно захлопал крыльями. Это существо маг сделал в своей лаборатории и использовал как советника, который мог запоминать мысли хозяина, на случай если что-то вылетит из головы.