Закончив водную процедуру, я сграбастал с кровати полотенце. Или то, что мне им показалось. Из одежды наличествовали широкие штаны на тесёмках (Ура! Да здравствуют штаны!) и хламида с золотистой вышивкой. С грехом пополам я облачился. Со штанами было легко, но хламида поначалу была загадкой. Облачившись, я более или менее успокоился. Загребущие гомские лапы меня более не страшили – хламида защитит правоверного американца от ультралевых поползновений и прочего ахтунга.
Окинув комнату взглядом, я остановился на бадье. Зеркала нет, так что использую заменитель. Узрев своё отражение, я с трудом удержался от очередного крика или потока ругани. Я был негром, обрезанным кучерявым негром с жидкой бородкой и усами. Мама, роди меня обратно. Хотя лучше не надо – мало ли какая коричневая мама была у этого негра. Судя по жидкой растительности и несколько прыщавой морде, принц был ещё пацаном. Я устало вздохнул – всё веселее и веселее. Ну да ладно, будем жить в чём есть, может, скоро проснусь или придут добрые дяди в белых халатах с уколом и смирительной рубашкой. Тем более что я совсем запамятовал о кошачьих отходах во рту.
Я решительно открыл дверь. Амбалы, похоже, решили стать оплотом стабильности в моём мире и сейчас неизменно сторожили дверь. Три гадких монашка нервно жались друг к другу в паре шагов от них.
– Ты, – я указал пальцем на лапавшего меня извращенца, – …, с глаз моих долой. Увижу – пришибу.
Тот чесанул прочь по коридору.
– Теперь ты, – я указал на смелого, что заговорил со мной ранее, – разузнай, где лекарь Жен и где мой отец.
Как странно произносить это слово, подразумевая чёрт знает кого.
– А ты, – обратился я к третьему монашку, – принеси мне вина, чистой воды и два яблока.
Надеюсь, в Эфиопии яблоки растут или хотя бы мой мозг найдёт правильный перевод.
– Солдаты, благодарю за службу, так держать!
Игнорировать амбалов мне показалось неприличным.
– Служим царю! – перевёлся мне их ответный рявк.
Да, с армией надо дружить в любой ситуации.
Я вернулся в комнату, сел на кровать и снова уставился в окно, нервно хихикая про себя.
Йикуно Амлак, негус нагаст – царь царей и повелитель Эфиопии, – пребывал в скверном расположении духа. После глупейшего случая на охоте старший сын негуса уже две недели пребывал в беспамятстве. Если он умрёт, то династия правителей из народа амхара, скорее всего, прервётся, не успев толком закрепиться на троне. Негус может не успеть вырастить и подготовить к царствованию младшего сына, хоть задатки у того значительно лучше, чем у старшего брата-раздолбая. А слабого правителя не спасёт и родословная, исходящая от самого царя Соломона. В конце концов, князья Агау умудрились править амхара, несмотря на то что не имели к староаксумской династии вообще никакого отношения. И если бы не помощь Текле и Йесуса-Моа, то они до сих пор сохраняли бы свою позицию.
Зря, зря он тратил всё своё время на непутёвого первенца. Как же некстати. Правитель умудрился вытащить трон из-под последнего царя династии Загве (что, кстати, значило «от Агау»), сплотить могучий союз с церковью и заложить основы для объединения разрозненных земель, наследниц славы Аксума. Полки Шоа поставили прочих негусов на место, и солнце вновь взошло над многострадальной Эфиопией. А теперь все эти планы на будущее практически рухнули из-за глупого мальчишки.
И теперь негус ходил по монастырю, в котором вырос сам, и молил Господа, чтобы его непутёвый сын пережил последствия своего падения. Он сжал кулак. Да, как отец Йикуно Амлак любил своего сына, но как правитель он был разочарован. Ягба Цион предпочитал воинские забавы, вроде верховой езды и махания саблей, искусству правления. Та же охота. Возможно, какой-нибудь правитель и радовался бы тому, что у него растёт «настоящий мужчина», но негус, выросший в монастыре, как никто другой понимал, что истинная сила царя не в его руках, а в его голове. Царь – это не вождь дикарского племени, который может позволить себе мериться удом и дубинкой с другим таким же вождём. Царь должен мыслить о десятках городов, о сотнях соперников, о многих тысячах подданных. Царь – стратег, а не солдат, и грош цена тому правителю, что забывает об этом.