Вернер немного поправился по сравнению с тем, каким его помнил Даффи, и необычно роскошное одеяние только подчеркивало мучнистую бледность его лица и седину в напомаженных волосах. Кречмер выглядел куда более крепким, черты его лица скрывались под неописуемо рыжей бородой, но именно он казался особенно огорченным.
— Ах! — воскликнул поэт высоким сдавленным голосом, не поднимая глаз выше сапог ирландца. — Священнодействие оборвано явлением вульгарной черни! И прямо в рощу Афродиты врывается наемник с кровью обагренными руками! Я изгнан прочь! — Все так же не поднимая глаз, он протиснулся мимо Даффи и поспешил к выходу на улицу.
Вернер вновь уселся и возвел руки к потолку.
— Ужель слагать великие творения недостижимо без мирских помех?
Даффи изумленно уставился на него:
— Что?
Вернер глубоко вздохнул.
— Ладно, Даффи, какая разница! Тебе чего?
Даффи взглянул на заваленный чем попало стол и взял оттуда маленький деревянный свисток с единственной дырочкой.
— Можешь не объяснять: вы заняты сочинением торжественной мессы. — Он дунул в свисток, но не смог извлечь различимого звука. — Обзаведись новым камертоном.
Вернер вскочил, стараясь скрыть болезненную гримасу, прихрамывая, обогнул стол и выхватил из рук Даффи свисток, после чего, все так же хромая, вернулся на место.
— Ты хотел что-то сказать или так просто зашел?
Даффи хотел было поинтересоваться причиной увечий трактирщика, но вспомнил о цели своего прихода.
— Я собирался сказать, что ты не можешь выгнать Ипифанию Фойгель. Ты…
— В своем заведении я сам себе хозяин.
Ирландец улыбнулся и уселся на стул Кречмера.
— В этом вся загвоздка. Как ты все время умудряешься забывать, что это не твое заведение? Трактир принадлежит Аврелиану, а он мой старый друг. Он не…
— Уже полгода как тебя здесь нет. И Аврелиан вряд ли числит тебя в друзьях. А хоть бы и числил, — внезапно разгорячился он, — я, черт тебя возьми, веду здесь хозяйство! Я постоянно держу руку на пульсе. И в том, как содержать трактир, он слушается меня. Думаешь, без меня он бы управился? Как бы не так! Этот старый плюгавый…
Даффи расхохотался.
— Руку на пульсе? Вот это здорово! Знать, трактир умудряется содержать себя сам, ибо можно по пальцам счесть, сколько раз ты здесь появлялся. Чаще просиживал у этого жалкого подобия поэта. Дьявольщина! Я не забыл пасхальную ночь, когда Заполи едва не разнес трактир в щепки, а ты наутро о том ни сном ни духом! Торчал у своего дружка… цитировал Петрарку и целовал сапоги Кречмера, как я подозреваю…
В глазах трактирщика мелькнул непривычно лукавый огонек.
— Ну… по правде говоря, это были совсем не сапоги.
Ирландец сощурился:
— О чем ты, черт возьми?
— Да будет тебе известно, Кречмера в ту ночь не было дома — а вот жена его была. — Вернер ухмыльнулся. — Должен присовокупить, на диво юная и привлекательная жена.
Даффи прямо остолбенел.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что ты… с его женой?..
— Я ничего не говорю! — воскликнул Вернер все с той же самодовольной ухмылкой. — Просто отмечаю, что прелестные чувствительные юные дамы имеют обыкновение терять голову от моих стихов. Удивительно, до какой степени. — Он откровенно подмигнул. Даффи поднялся, чувствуя, как удивление перемешивается у него с отвращением.
— До такой степени, что тут же падают навзничь. Любопытно, где был Кречмер, пока у него происходили такие чудеса? Не иначе как наслаждался здесь только что откупоренным темным пивом.
— Возможно. Где бы он ни был, она дала мне понять, что раньше утра его ждать не придется.
— С твоего позволения, — сказал Даффи, указывая на разбросанные по столу бумаги, — я оставляю тебя с твоей поэмой и осиротевшей рощей бедной Афродиты. Но Ипифания остается здесь работать, ясно? И может держать у себя в комнате бутылку бренди. Я попрошу Аврелиана спуститься и подтвердить тебе это. — Он направился к двери и на ходу обернулся. — Знаешь, на твоем месте я бы поостерегся. Ты хоть разглядел, какие плечи у этого Кречмера? Для поэта чертовски широкие. Такому ничего не стоит тебя на клочки порвать.