Напудренный трактирщик самоуверенно хмыкнул:
— Я не так уж немощен. Коли на то пошло, я не раз побеждал его в борьбе на руках.
Даффи чуть помедлил и пожал плечами.
— Тебе видней, — заметил он и вышел, прикрыв за собой дверь.
«Невозможно, — размышлял он, возвращаясь с кухни, — чтобы Вернер мог уложить руку Кречмера на стол — или Вернер приврал, или Кречмер нарочно поддался. Но зачем ему это? И с чего бы, что еще удивительнее, жене здоровенного в самом соку молодца увлечься таким, как Вернер? Ну а тебе-то зачем ломать над всем этим голову?» — нетерпеливо спросил он себя.
Анну он застал за перекладыванием с разделочной доски в котелок кусочков вяленого мяса.
— Настоящая говядина, — сообщила она, подняв голову и увидев его. — Накануне выходных в большинстве трактиров уже стали подавать мясо собак и кошек, понятно, под другим названием. У нас запасы получше — свинины и говядины хватит до четверга. — Она невесело усмехнулась. — Да и позже нашей честности ничто не угрожает, ведь собак и кошек к тому времени не останется.
— Я бывал в городах, что подолгу оставались в осаде, там съедали даже всех крыс, — вежливо заметил Даффи, — а мы ели муравьев и тараканов. Некоторые — кое-что и похуже.
Анна удачно изобразила лучезарную улыбку.
— Вот как? Тогда, должна заметить, у нас неплохие шансы составить новое меню.
Он указал пальцем на кладовку.
— Пиф все еще там?
— Э… да, — чуть замявшись, ответила она.
Осторожно, чтобы не напугать подругу, Даффи открыл дверь, и глазам его предстали Ипифания и Лотарио Мазертан, сидящие парой на одном из оставшихся стофунтовых мешков с мукой. Они разговаривали вполголоса, и Мазертан гладил ее по голове. Ирландец закрыл дверь так же беззвучно, как перед тем открыл.
Он постоял рядом с Анной, наблюдая, как та нарезает кубиками лук.
— Давно это началось?
Она собрала вместе белые кусочки и ладонью смахнула их в котелок.
— Уже несколько дней. Похоже, что за последние две недели все стали вести себя иначе.
— И не говори. Я все же побеседую о ней с Аврелианом.
— Вот оно, подлинное великодушие!
— Сдаюсь, Анна, сдаюсь, — кивнул он. — Можно сказать, уязвлен до глубины души. Так где я смогу его найти?
— Черт побери, прости меня. Вернее всего, он в старой часовне. Просиживает там часами, ставя диковинные опыты с гирьками, маятниками и волчками вроде тех, какими играют еврейские дети. А только выглянет солнце, выставляет из окна маленькое зеркальце. Как будто он подает кому-то сигналы, но там, знаешь, двор с высокими глухими стенами, так что разглядеть вспышки света могут разве только птицы в небе.
— У волшебников часто такое бывает, — заверил ее Даффи. — Ладно, еще увидимся.
В длинном коридоре к восточной стороне трактира было и днем темно, как в глухую полночь, так что несколько минут Даффи ощупью пробирался по коридорам, длина, ширина и настил которых менялись на всем протяжении пути до высоких двустворчатых дверей часовни. Последнюю сотню ярдов он слышал голоса и теперь увидел, что одна из железных створок распахнута. Хотя слов разобрать было нельзя, нечто в тоне голосов заставило его последние несколько ярдов преодолеть беззвучно, не снимая руки с рукоятки кинжала. Все те же груды коробок и связки метел перегораживали проход, и он осторожно протиснулся сбоку так, чтобы обозревать внутренность часовни в щель между двумя перевернутыми железными бадьями для метел, поставленными поверх пирамиды из свернутых старинных ковров. Проникавший через грязные стеклянные окна свет был тусклым и серым, но после темного коридора глаза Даффи приспособились к минимальному освещению. Представшая перед ним на алтаре сцена напомнила фронтиспис трактата о какой-нибудь Лиге Заморских Племен. Из шести, нет, семи человек, противостоящих Аврелиану, двое были черными (один в перьях, другой в длинной мантии с бурнусом), один краснокожий дикарь в одеянии из звериных шкур, помнится, виденный Даффи в трактире месяцев пять назад, еще один, по-видимому, с тех же дальних островов, что и Антоку Тенно, и трое европейцев, один из которых был карликом.
— Вы уже просили об этом прежде, — с подчеркнутым терпением произносил Аврелиан, — и я уже дал вам ответ.
— Сэр, вы не поняли, — подал голос карлик. — Мы уже больше не просим.