После операции Вадима мучили жуткие боли, рана плохо заживала, и он стонал по ночам. Однажды вечером Шукри подсел к нему на кровать:
- Твои стоны не дают никому спать. Я тебя сейчас вылечу от боли, не от болезни. Ещё бабушка моя научила. Дай мне твою ногу, - пальцами он начал ощупывать стопу, а потом надавил в одном месте и замер на несколько минут. Вадим равнодушно наблюдал, ещё не зная, что больше не будет никому мешать своими стонами. Боли утихли и больше не появлялись. Вадим не придал этому никакого значения и забыл по привычке забывать о прошлых болячках. А теперь вот вспомнил.
Он открыл глаза и на полуслове перебил паренька:
- Тебя как звать? - Видимо, тому показался лестным вопрос. Оглянувшись на всех, он ответил. - Саша. Все зовут меня Алексом.
- Значит, Саша. Слушай, сделай доброе дело. Видишь мою ногу, - показал он на свою правую ногу, тот кивнул.
- Закинь мне её сюда, на колено, чтоб я мог до пятки дотянуться, только потихоньку, - боль мешала говорить. Говорил он медленно, чуть слышно. Саша встал перед ним на колени и приподнял правую ногу. Согнув её в колене, он положил её на левую ногу. Вадим выдохнул. На прикушенной губе выступила кровь. Лоб покрыли капельки пота:
- Ну вот, Саша, у тебя уже получается лучше, чем у меня. ... А теперь ... сними обувь с ноги, и будешь совсем молодец, - прошептал он ещё тише. Немного посидев, Вадим дотянулся правой рукой до правой ноги и ухватился за пятку. Он думал, что у него не получится. Рука подчинялась боли, а не его желаниям. Не с первого раза, но у него получилось. Левая рука висела бесчувственной плетью. Он отлежал её на лавке и в ней не было даже боли. Пальцы нащупывали точку на стопе. Не такая уж она и большая, чтобы не вспомнить куда Шукри нажимал. Где-то тут, под пальцами. Он надавил большим пальцем и замер. Голосов вокруг почти не было слышно.
Когда Вадим открыл глаза, то не сразу обратил внимание на то, что это не причинило ему никакой боли. Он сидел в нормальной позе, обе ноги обуты, руки на коленях. Вадим попытался пошевелить пальцами и те охотно и с лёгкостью подчинились: "Никогда не думал, что придётся испытывать удовольствие от того, что пошевелил пальцами. Это здорово, когда шевелишь, и ничего не болит. Ну, Шукри, поставлю ему самый большой кувшин вина. Спас, иначе не скажешь".
Вадим медленно поднял руки и похлопал по коленям, по груди. Чуть побаливали мышцы, как после марш-броска. Кости, суставы были целы. Сидевший рядом Саша - Алекс нарушил молчание:
- Чёрные умеют работать. После их дубинок ни крови, ни травм. Только делать ничего не можешь, тело не слушается.
- Да, я уже понял, - откликнулся Вадим неожиданно для себя громким голосом и сбавил тон, - их работа не убивать, а запугать. За что они вас пугают? - вокруг себя он видел одни молодые лица. Своих ровесников он не замечал среди людей, столпившихся вокруг него в тесноте. Было не только тесно, но и невероятно душно, тяжело было дышать, как он теперь это понимал, начиная приходить в себя. Стоял полумрак. Свет попадал только снаружи, из коридора, судя по низкому потолку, квадратным светлым пятном маячившим сверху. Видимо, в коридоре включили освещение. Потолок посветлел и можно было лучше разглядеть лица окружающих. Рядом по-прежнему сидел Саша, а слева на лавке он увидел молоденькую девчушку. Уже не ребёнок, но ещё и не налившаяся красотой девушка. Он тут же вспомнил голоса и снова спросил:
- А что, связь здесь не работает? - Саша с готовностью ответил:
- Да, связь в здании глушат, поэтому и телефоны не отбирают.
- Что, и хедфоны не работают?
- Без разницы. Мы будем заявлять протест и поднимем не только в городе, но и на планете большой шум. Даже преступникам оставляют право на телефонный звонок. Это нарушение элементарных норм права.
- Слушай! - перебил его Вадим, - он уже чувствовал в себе способность не только говорить, но и действовать. - Я не знаю, за что вы тут сидите. Но я оказался здесь за то, что защитил старушку. В чём меня будут обвинять и что мне будут предъявлять? Я должен был пройти мимо? Я не собираюсь сидеть до утра и ждать. Где тут двери? Мне нужен их главный, - в своей попытке встать он не почувствовал никаких помех со стороны тела. Саша попытался было объяснить, что до утра к ним вообще никто не подойдет, хоть потолок обвались. И с завалами, и с ними разбираться будут утром, но не успел он договорить, как со стороны коридора послышались громкие голоса, ругань, команды, загремели ключи, засовы, заскрипела дверь и все вокруг разом зашевелились под напором ворвавшихся в камеру:
- Осторожней! Эй, полегче! Ой, больно! - под крики народ в камере распихивался энергичными действиями в разные стороны. Вадим только успел встать с лавки. До двери он всё равно бы не успел добраться. Волны людей, распихиваемых в разные стороны, достигли скамейки и пред Вадимом вплотную выросла фигура под потолок, возвышаясь над толпившимися в камере. За его спиной следовала другая такая же. Почти столкнувшись носом с Вадимом, фигура склонила голову вниз, разглядывая скамью:
- Ну, и где вы его бросили? - заорала фигура над ухом Вадима.
- Как где? - заорал второй из-за спины. - На лавке! Где ж ещё! Валялся, как мешок. Вряд ли он сам пойдёт. Тащить опять придётся. Чёрт бы его побрал. На второй этаж.
- Вот ещё! - снова заорали у Вадима над ухом. - Сейчас растолкаю его, пусть сам идёт. Он ведь у нас шустрый. Только никого тут нет на лавке!
Толпа вокруг зашумела - отхлынула в разные стороны и к лавке из-за спины первого вылез второй детина: