— Ну хорошо… — согласился поэт, и глянул на спящего с отвращением.
— Видите, ведь и правда хорошенький?
— Ну хорошенький-хорошенький, — раздражённо подтвердил Пушкин, — дальше что?..
А дальше поэт почувствовал, как по телу пробежал озноб – толи действительно от холода в избе, толи от страха перед этим самым – хорошеньким Степаном Никаноровичем.
Ну и Лизавета конечно, сразу приметила, что поэта знобит – потому ласково предложила:
— Вы пока Александр Сергеевич раздевайтесь, и под одеяло забирайтесь к Степану Никаноровичу – согрейтесь; а я сейчас, быстренько; только на стол накрою…
— Что-о-о!? — в ответ на её предложение прокричал Пушкин, — да что вы тётенька – в своём ли вы уме! Что вы меня за идиота принимаете…
Глава 13.
А ЕСЛИ ПОСМОТРЕТЬ НА ЭТО – ТРЕЗВЫМИ ГЛАЗАМИ?
— Да что вы, Александр Сергеевич – какого ещё идиота… Я ведь вам разумную вещь толкую… Вот выпейте лучше – это водочка! Выпейте-выпейте Александр Сергеевич!
— А как же муж?
— Объелся груш… Уверяю вас Александр Сергеевич – он нам не помешает.
Елизавета Филипповна протянула Пушкину доверху наполненный гранёный стакан с водкой.
При виде водки, которую предлагалось выпить, Пушкин уже собирающийся сделать ноги – остановился. Не долго он думал, да так и сделал –выпил. А когда выпил, снова окунулся в данную данность: и уже обдумывая разные варианты – подошёл к проблеме несколько с другой позиции, нежели прежде:
«Да что я в самом то деле – мужика голого не видал что ли… Что-же это я так засуетился – растрогался… Может и правда стоит прислушаться к голосу разума – да согласиться с ним, пока есть такая возможность…
— Да не бойтесь вы его, — в свою очередь постаралась успокоить товарища Пушкина наша мадам Кукушкина, — Степан Никанорович не проснётся… он никогда не просыпается – пока хорошенько не выспится, уж такой человек от природы. А я пойду наливочки принесу.
— Наливочки! — облизнулся Пушкин.
— Вы пока укладывайтесь Александр Сергеевич, а я быстро, и тоже в кроватку рядом прилягу.
После выпитой водки у Пушкина в организме произошли некоторые перемены к лучшему, а после напоминания о наливочке – ему очень захотелось вкусить её – эту самую наливочку. И вот уже несколько осмелев, он засомневался: а стоит ли вообще противиться столь необычному предложению.
«А может и правда лечь пока с этим мужиком – да малость согреться – пока Елизавета Филипповна ходит… В конце концов – что тут такого… Некоторые вообще предпочитают с мужиками спать – и ничего, а мне то всего лишь полежать рядышком…»
Пушкин на цыпочках подкрался к кровати и внимательно при помощи свечки осмотрел спящего.
— Да вроде ничего такой-мужичок-то… — как-то так подумалось ему.
Но в ответ отозвался голос сомнения:
— А если вдруг проснётся, что ты ему скажешь, как объяснишь присутствие своё рядом?
— Ой да ладно, найду чего соврать… или я не Пушкин? ...
— Ой-ли?
— Да и не в таких переделках побывать приходилось. Уж кому-кому, а мне то…
Пушкин нагнулся над кроватью, и даже понюхал спящего – запах был конечно не очень – но, однако терпимо.
— Эх была не была, — всё-таки решился поэт; уж больно не хотелось ему обратно в сторожку по морозу ночью возвращаться, — прилягу пока, а там посмотрим – может и ничего… может ещё и обойдётся…»
И вот уже рубашку с себя снял, и аккуратно на спинку стула возле кроватки повесил, а также сбросил штанишки, ну и семейные трусы с необычной вышивкой – типа вологодские кружева.
«Прямо срамота…, — подумал Пушкин пряча кружевные трусы под рубашку и штанишки, — ну вот на хрен мне Наталья Николаевна эти кружева на трусы навязала – прямо совестно, ей богу; ведь каждый раз от стыда сгораешь – когда в обществе благородных девиц раздеваться приходиться…»
Ну да ладно – разделся уже. И вот стоит он голенький в одних ботинках, и думает: «Быть или не быть?»
А в избёнке то холодно – аж сквозняк по ногам, попрыгал немножко Александр Сергеевич возле кроватки, а сам думает: «Эко – так и простудиться не долго… ладно – поехали…»
И разом под одеяло запрыгнул; а уж озноб его прихватить успел, прижался он тогда к тёплому Степану Никаноровичу, и до того хорошо ему стало – что и бабы не надо… Ну просто замечательно. Однако хоть и прекрасно – а всё одно боязно. И вот уже со страха сочинять стихи начал:
«О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, и опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…»
А сам сочиняет, да всё на спящего рядом с опаской поглядывает, вот думает: «В первый раз с мужиком в кровати лежу – эдак то…»