И вот уже из груди Кукушкиной вырвалось неожиданное:
— Ку-ку! Ку-ку!
(Да нет, совсем не то вырвалось… Давай по новой).
И вот уже из груди Кукушкиной вырвалось неожиданное: еле уловимое сожаление:
— Ах…
— Именно!.. — тут же согласился с нею поэт. — Надо признать, что муж ваш Лизавета Филипповна, создан из одних противоречий и недостатков…
— Из чего создан?
— Да к тому же, ещё и является профессиональным... — Пушкин замялся.
— Столяром! — поспешила с подсказкой Лизавета.
— Да нет…
— Краснодеревщиком!
— Да помолчите вы!.. Алкоголиком – вот кем является ваш Кукушкин! Так что следовало бы вам Лизавета Филипповна, это всё намотать себе на ус.
— Хорошо! — согласилась с ним Лизавета.
— Возможно он пьёт, даже не меньше чем вы сами Лизавета Филипповна!
— Ах, какая сволочь! — вырвалось у Лизаветы в ответ.
— Именно!..
Глава 30.
ЗАГОВОР, И ЗАГОВОРЩИКИ.
И снова молчание; и снова первым нарушил его поэт, неожиданно предложив:
— А не выпить ли и нам Лизавета Филипповна водочки по такому случаю!
— Это можно! — одобрительно-ласково закивала головой Кукушкина, — Я как раз знаю куда муж спирт от меня прячет… Сейчас принесу…
— Спирт? — поморщился поэт.
— Спирт… — подтвердила госпожа Кукушкина. — Ну не хотите – не будем...
— Ладно, давайте спирт… чего уж там…
Кукушкина весело испарилась за занавеской, разделяющей кухню с прохожей; и вот уже снова, так же весело появилась в дверях с пластмассовой канистрой в руках. Следующим этапом, словно по волшебству возникла у неё в руках головка лука, ножик быстро порубал головку – превратив её в тонкие колечки, аппетитно выложенные рядком на продолговатой тарелочке.
Так что же: выпили, поморщились, закусили, и сразу не откладывая повторили.
— А вы Лизавета Филипповна дайте-ка своему мужу пизды! — внезапно предложил Пушкин после третьей накатившейся стопки.
— Какой такой пизды?.. — удивилась Лизавета, — Я ведь Александр Сергеевич, ему и так не отказываю…
— Да нет… — засмеялся Пушкин, — я совсем другую пизду имел ввиду…
Поэт весело подмигнул своей собутыльнице, продолжая с хитрецой намекать:
— Ну?.. Теперь то понимаете какую?
— Какую такую другую… У меня другой нету… — испуганно посмотрела на Пушкина молодая женщина, и тут же постаралась объяснить, — у меня только она одна и есть то…
Тут Лизавета замялась, покраснела немножко, и ещё, видимо на что-то решившись добавила к сказанному:
— А если вы Александр Сергеевич имеете другое… ну скажем это самое … то что имеете ввиду…
Александр Сергеевич совершенно не понял – что он якобы имел ввиду, однако глянул на неё вроде как с пониманием; а она под его взглядом совершенно запуталась и смутилась, и всё-таки продолжала, но уже несколько заикаясь:
— Так-то это вовсе и не п-пизда уже будет… это уважаемый Александр Сергеевич – с-совсем другое… Это ни за какие деньги… фу-фу… вот ф-фигушки ему…
— Но почему? — удивился тогда поэт, и накатил четвёртую стопочку.
— Д-да потому что я з-задом управлять не у-умею… — всплеснула руками сомневающаяся в своём искусстве Лизавета, и слёзы прямо ручьём потекли, размазав по щекам тени, давеча наведённые угольком от печки.
— Ну мать вы даёте… — пятая стопка накатилась автоматически.
Пушкин сорвал со спинки кровати полотенце и протянул заплаканной женщине.
— Не могу я т-так, — ещё пуще заголосила разнесчастная Лизавета, — не могу я Степану Никаноровичу п-позволить с тылу з-зайти… Нет, нет, и нет!..
И вот уже приняв полотенце из рук поэта, сама, не понимая зачем – завязала его накрепко в морской узел.
— В-вот если бы вам, например, уважаемый Александр Сергеевич, или к-какому другому особо п-порядочному человеку – особо к-культурному, возможно бы и позволила с тыла над собой н-надругаться…
Лизавета снова всплеснула руками:
— Ой!.. И сама не знаю, что говорю такое…
— Да не то, не то… — Пушкин застучал пальцем себе по виску, — Да как же вам объяснить то Лизавета Филипповна… Не о заднице вашей речь!
— Как!?
— Я ведь имел ввиду конкретной пизды, понимаете уважаемая Лизавета Филипповна; типа по башке поленом, можно кочергой… или какой другой хреновиной… Главное это – чтобы как можно сильней его отпиздить!.. Ну теперь-то понятно?..
— А-а-а!.. — протянула Лизавета.
Она быстренько успокоилась, и тут же смахнула слезу украдкой – тем самым узлом; накрепко завязанным.