Пущин нервно закурил папироску.
— Чего уж тут хорошего… — ответил Пруткову Балакирев Милий Алексеевич.
Композитор снова прицелился, чтобы как следует сморкнуть и бросить очередную соплю на пол, да только не очень-то на этот раз у него получилось; большим пальцем Балакирев зажал правую ноздрю, да дунул что есть мочи через левую – и попал прямо себе на бороду. Рукою смахнул соплю, затем крепко испачканные пальцы аккуратно вытер обо свой же валенок, и этими же руками схватился за огурец (Кстати это была единственная закуска на всю компанию).
«Вот сволочь! — снова в отрицательном смысле подумал о нём Иван Иванович Пущин, — теперь ещё и закуску изгадил… Ну кто ещё после такого захочет этим самым огурцом полакомиться…»
— Да ведь он тем самым… этот ваш Баратынский, — продолжал Балакирев, — этим самым своим недостойным поведением… можно даже сказать: просто взял, и сверху наложил на нашу с вами «Могучую кучку!»[11]
— Да как же это?.. — удивился Антонов-Овсеенко,
— А этот всё-ж таки наложил! — Балакирев был не изменен.
— Да там уже столько наложено, что и не подобраться, так что могу вас заверить уважаемый Милий Алексеевич – бросьте вы свою затею. Да что там далеко ходить; я лично сам на прошлой неделе, уж было постарался, ан нет, не получилось. Ну никак, к куче той могучей уж боле не подступиться… Так что наложить сверху будет никак невозможно – я вас уверяю.
— А он со стремянки – забрался, штаны снял и наложил прямо сверху…
— Да что вы такое говорите?.. — отрезал Пушкин, — Ведь мы здесь все интеллигентные люди, можно сказать, бомонд Петербургского общества – а разговор опять про кучу с дерьмом завели. Да уймитесь же вы наконец.
— Никак невозможно-с!
Сегодня Балакирев был явно в ударе, а потому всё продолжал и продолжал нагнетать:
— Коли от такого явного хамства, террористическим актом попахивает…
— Да знаем мы, чем тут попахивает… — отмахнулся от него Пущин.
А сам в то же время подумал: «Вот же – шут Балакирев, уже напился водочки, и теперь будет всякую ахинею нести…».
— Да вы только принюхайтесь господа, принюхайтесь, — настаивал на своём шут Балакирев…
— Да мы уже давно принюхались… — злобно отреагировал на его предложение Пущин. И в то же время подумал: «Наверное, опять набздел – старая сволочь...»
Глава 37.
СТРАННАЯ ДУЭЛЬ ЛЕРМОНТОВА С ПЕЧОРИНЫМ.
Друзья-писатели снова выпили, и беседа продолжилась.
— А всё это из-за Настасьи Львовны, бабы его, — постаралась определить причину капитуляции Баратынского, неожиданно для всех появившаяся из приоткрытой двери огромного шкафа физиономия Константина Николаевича Батюшкова.
— Батюшки!.. — радостно всплеснула руками Лизавета Филипповна, едва завидев Константина Николаевича, ибо она очень даже симпатизировала этому замечательному поэту с длинным носом.
Однако от внезапного появления Батюшкова, не все присутствующие оказались в подобном восторге – так как мадмуазель Кукушкина.
«Вот проныра, ещё один нашёлся… — сосчитал для себя Пущин — и вероятно уже успел полакомиться…»
Тем временем, входная дверь распахнулась и на пороге появился Михаил Юрьевич Лермонтов. Радостный, разгорячённый потрясая ещё дымившимся от выстрела револьвером поэт сообщил:
— Пристрелил гада!
Далее из-за пазухи вытащил литровую бутылку коньяка, и торжественно поставил её на стол.
— Пристрелил гада! — снова сообщил он. — Выпьем же за это!
В избушке воцарилась полная тишина. Первой всплеснула руками Лизавета Филипповна:
— Господи!.. Кого же это?.. Только бы не Александра Сергеевича…
— Да нет, нет! — успокоил хозяйку Лермонтов.
— И всё же, — поинтересовался Балакирев, — Кого же это вы пристрелили голубчик?
— Печорина! — сообщил радостно Лермонтов.
— Но помилуйте – за что же вы его казнили? — снова задался вопросом Милий Алексеевич. — ведь он, судя по вашему писанию герой нашего времени?
— Да надоел он мне, сколько можно про него писать что он – герой, герой! Жопа с дырой!.. Хватит уже, сил моих больше нет…
— Но ведь он с Грушницким должен был стреляться?
— Не дождётесь!.. Я сам его пристрелил… — Лермонтов махнул рукой.
— Ну и хрен с ним, давно пора… — округлёнными глазами сверкнул по бутылке коньяка Константин Николаевич Батюшков.
Глава 38.
— Я ЖЕ ВСЕГДА ГОВОРИЛ, БАБЫ ДО ХОРОШЕГО НЕ ДОВЕДУТ!.. — ЗАЯВИЛ ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ КЮХЕЛЬБЕККЕР.
11
«Могучая кучка» — творческое содружество русских композиторов, сложившееся в Санкт-Петербурге в конце 1850-х и начале 1860-х годов. «Могучая кучка» возникла на фоне революционного брожения – (слово Брожение следует подчеркнуть, и тогда всё становится на свои места – всё становится ясно –
? Обращение автора к умному читателю, который может взять, да и обратить внимание на несоответствие времени и дат, описанных в данном романе: Просьба не обращать на то внимания; понятно, что А.С. Пушкин не мог в своё время рассуждать о происхождении «Могучей кучки» ибо к тому времени он уже умер, и это нормально – поскольку данный роман ни в коем случае не является историческим, а всего лишь несёт за собой психологическую подоплёку.