— Вот его место! — радостно сообщила Лизавета.
Пушкин с удивлением проследил за действием Лизаветы, которая только что на его глазах объединила в значимости силы человеческого разума Прилепина с Платоном и Иммануилом Кантом.
— Кто это такой Захар Прилепин? — всё же не выдержал Пушкин.
— А, это… Это наш современный классик! — радостно сообщила Лизавета, — Лучший из наших! Самый лучший!
— Я так и подумал!.. —Пушкин удивлённо закачал головой, — Дайте-ка Елизавета Филипповна её мне обратно – я всё-таки, пожалуй, и это почитаю. А ещё чего-нибудь хорошее имеется?
— Конечно!.. Вот, например, «Москва Петушки» Венедикта Ерофеева.
Пушкин заглянул в книгу, пролистнул несколько страниц.
— Пожалуй с этой я и начну — произнёс он, — А остальную литературу вы Лизавета Филипповна приберегите, отложите в сторонку, я её потом почитаю.
— Так вы Александр Сергеевич ко мне на дом заходите, я тут не далеко живу… — Лизавета чуть поправила, — мы тут все недалеко живём… Заходите – вместе и почитаем – у меня и водочка есть.
— Водочка!? — радостно воскликнул Пушкин, и после мимолётной паузы добавил, — Удобно ли, миленькая Лизавета Филипповна?
— Очень даже удобно, не пожалеете Александр Сергеевич.
— Ну хорошо… Так я сегодня к вечеру, пожалуй, и загляну – чего уж нам откладывать-то… если водочка есть… — Пушкин вопросительно посмотрел на Кукушкину.
— Ну конечно! — одобрительно подмигнула Кукушкина.
— Я к вам Лизавета Филипповна в полночь наведаюсь. Ровно в полночь!
— Хорошо, Александр Сергеевич… Давайте в полночь, это даже лучше, гораздо лучше.
А сама подумала: «Как раз муж к тому времени уснуть должен, а значит мешать не будет… да и пускай себе спит».
Глава 6
ПРОЩАНИЕ НЕ БЫЛО ДОЛГИМ.
— А теперь пора мне, — Пушкин сделал прощальное па – присев на одну ногу, и с поклоном поцеловал Лизавету Филипповну прямо в нос.
— Ой! – всплеснула руками библиотечная дамочка.
— Надо ещё успеть заскочить в сельпо за бутылкой, — сообщил поэт, находясь у самого выхода, — возница Гаврила небось заждался меня.
— Товарищ Пушкин... значит в полночь? — выкрикнула во след поэту растроганная от поцелуя героиня.
И вот уж классик за порог – лишь дверью хлопнул, а Лизавета смекнула: «Нельзя его одного в магазин отпускать – ведь там Кирпичёва торгует – враз его перехватит».
И вот уже следом за ним, как была в нижнем белье; на крыльцо выскочила – а там никого, словно испарился, исчез поэт, как говорится – канул в лета.
— Вот те раз! — развела руками наша барышня.
И как говориться стопами Порфирия Иванова[6], то бишь босыми ногами по снегу затопала, вокруг библиотеки обежала – нету; по улице пронеслась – тоже не видно.
«Надо его перехватить? — думает промеж себя Кукушкина, — Уж слишком опасная эта Кирпичёва как конкурент; как говорится – на бога надейся, а сам не плошай».
Махнула Лизавета прямо через забор напрямки, и вот уже в сугробе валяется; последние метры до магазина ползком, а от порога уже на карачках, да так на коленках к прилавку и прыгнула.
— Привет Кирпичёва! — глядя с низу в верх, поздоровалась тогда с продавщицею Лизавета.
— Здравствуй Кукушкина… — узнала по голосу продавщица свою подругу, — Ты где?
— Да здесь я… у тебя под прилавком.
Перегнулась Кирпичёва через стол и точно – там сидит Лизавета – словно Снегурочка вся в снегу – морозом прихваченная.
— Что случилось? — спрашивает у неё продавщица.
— Человека ищу.
— Какого такого человека?
— Пушкина Александра Сергеевича.
— Это которого?
— 1799 года рождения… не видала?
— Чего? — широко разинула рот Кирпичёва.
— Он к тебе за бутылкой не заходил, спрашиваю?..
— Слушай Лизка! — Кирпичёва снова перегнулась через стол и строго посмотрела на отмороженную некоторым образом подружку, — Ты давай уже завязывай бухать то… Какой на хрен Пушкин, в нашей дыре?
— Ладно проехали, — махнула рукой Кукушкина, и так же на карачках выкатилась из магазина.
— Ты куда!.. Голая на мороз…— прокричала во след продавщица, и следом за ней, — Замёрзнешь дура!
И тоже на улицу выскочила; смотрит, а от Лизаветы уже и след простыл… Вернее только след и остался; а именно от босых ног её, повсюду – туда и обратно; вокруг скамейки, вокруг магазина, мимо калитки, и далее по дороге.
6
Порфирий Корнеевич Иванов – следуя своей идее здоровья и бессмертия, постепенно отказывался от одежды и обуви, пока не стал круглый год ходить босой, одетым только в семейные трусы. В зимнее время демонстрировал незаурядные возможности своего организма переносить любую стужу и мороз. В повседневной жизни практиковал обливания холодной водой, подолгу обходился без пищи и воды, успешно занимался целительством по своей системе, распространял своё учение. «Эксперимент» Иванова продолжался на протяжении долгих лет. В конце концов Порфирий Корнеевич отморозил ноги – от чего и помер.