А потом: почему, собственно, это рассказы именно о рабочих тяжёлой промышленности? А где единые сельскохозяйственные кооперативы, наш самый важный участок борьбы? Где трудовая интеллигенция? А если уж о промышленности, то почему нет рассказа о строительстве электростанции? И зачем только издают такие неоправданно односторонние книжки!
К тому же Подбел сам из Яворины, так пусть и пишет о лесорубах! Тяжёлой промышленности он просто не может знать! Самый большой недостаток его книги — это то, что она не о лесорубах!.
Читая книгу в третий раз, я уже понял, что она обладает всеми необходимыми качествами: скучна, растянута, ни одной живой мысли, которой я не встречал бы раньше; характеры повторяются, действия схематичны, их можно предсказать наперёд. Словом, я дочитал её только благодаря самоотречению и дисциплинированности.
При этом я действовал по такой системе: написал на листочках «элементы, формализма», «элементы схематизма», «вульгаризмы», всякие другие «измы», а потом делал соответствующие выписки. Материал я собрал небольшой, но зато типичный. Особенно долго и упорно я искал пример реакционности Подбела, пока, наконец, не нашёл следующие разоблачающие слова старого горняка, который, вспоминая свою первую любовь, произносит: «Эх, было время…» — чем прямо одобряет эпоху капиталистического угнетения.
Как я говорил, материала немного, но на статью хватит. Недаром я с таким интересом ожидал книгу Подбела. А того, что я вынужден был читать её трижды, я ему не прощу!
Пусть кто-нибудь теперь скажет, что я не знаток нашей литературы и не отдаю ей всё — свободное время, творческие силы, внутренний огонь!
12. VI.19… Неизвестные авторы надоедают мне пробными статьями. Ну и задают же они иногда работку: объяснять им, что у них нет таланта, и убеждать их заняться чем-нибудь более полезным. К тому же, если и найдётся в какой-нибудь статье интересная и полезная мыслишка, так ведь её же надо уметь подать!
Я не всемогущ, делаю, что в моих силах, но ведь и я только человек.
Кроме того, я должен хоть немного подумать и о своей книге. А там, конечно, будут вещи посерьёзнее, не чета каким-то мыслишкам.
29. VI.19… Меня опять критиковали на редакционном совете за то, что я превратил свой отдел в культурный календарь, что я плетусь в хвосте событий и ничего не делаю.
«Ты мельчаешь, — сказал мне редактор промышленного отдела, — да, это так: мельчаешь. Когда-то ты был подающим надежды талантом, а теперь ты — собака на сене. Прозябаешь, а все, кто не прозябает, действуют тебе на нервы».
Я хотел было объяснить им, что меня занимает сейчас большая исследовательская работа, а не их журнальчик, но счёл за лучшее саркастически промолчать. Разве они поймут меня, разве они способны понять?
12. VII.19… Мою книгу перенесли на четвёртый квартал. Неверие в молодые кадры, пессимизм бюрократов от культуры!
18. VII.19… Полемике о поэме Штефана Черника конца не видно. Подняли какие-то проблемы литературы! К чёрту проблемы — в полемике нужна острота, стремительность, безжалостность!
Черник завоёвывает симпатии. Как видно, мне надо выступать, пока не поздно!
26. VII.19… Ушам своим не верю: Крижовский занял высокий пост в министерстве культуры. Наша кадровая политика действительно непостижима. Смешно…
Что касается Крижовского, то он там долго не удержится. Ручаюсь — не больше трёх месяцев. Жаль мне его.
10. VIII.19… Завтра в секции поэтов Союза писателей будет заключительная дискуссия о поэме Черника.
Я всю ночь готовил своё выступление; думаю, никогда не писал ничего лучше — более боевого, более принципиального.
Краткие тезисы выступления: 1. Нам настоятельно требуются большие поэмы. 2. Удовлетворяет ли Штефан Черник эту потребность? 3. Почему не удовлетворяет? 4. Черник — эпигон. 5. Черник — формалист, натуралист, он приносит вред нашей литературе. 6. Долой полу-таланты из нашего искусства! 7. О так называемой мягкости критики, или против продажности, беспринципности и снисходительности к классовому врагу в культуре. 8. Черник — классовый враг нашей поэзии.
Я ему покажу!..
1. VIII.19… Заключительные дебаты о стихах Черника — фиаско, крах и катастрофа нашей литературы.
Бесплодная соглашательская болтовня — никого не уничтожили, даже Черника! Всю ночь дискутировали о вопросах развития нашей литературы, о проблемах поэзии и о методе критики! Обе стороны сидели за одним столом, словно их задачей было не драться, а мирно договариваться о серьёзных вопросах!
Я ушёл с чувством отвращения. Своё выступление я даже не зачитал — стоит ли метать бисер перед свиньями!
И потом — почва была не подходящая…
Вообще как-то нет подходящей почвы для моей широкой литературной концепции.
21. VIII. 19… Говорят, главного редактора Клобушицкого ругали за мой отдел: что он не выполняет своего назначения, приносит больше вреда, чем пользы; что я не только не сосредоточил лучшие силы, но, наоборот, оттолкнул их, и что я использую отдел для сведения личных счетов…
И что поэтому меня нужно заменить…
Главный редактор вызвал меня. Долго молчал, потом спросил: «Сделай милость, скажи, как ты живёшь?.. Почему у тебя нет друзей? Почему ты никого не любишь, почему тебя никто не любит?.. Ведь ты злой, ненужный человек! Как же ты думаешь стать критиком? Обманул ты меня… И вообще — всех обманул».
Решительно не понимаю, чего он суёт нос в мою личную жизнь.
29. VIII.19… Мою книгу исключили из издательского плана. Спросили, о чём она, собственно, будет, и, так как я не смог ответить, просто вычеркнули.
Как будто содержание обширного труда можно выразить одной фразой!
11. IX.19… Пишу работу о поэзии Ф. Крижовского… Похвалю, чёрт с ним!
17. IX. 19… Меня не уволили…
Меня ещё не уволили. Некем меня заменить. Шла речь о молодом Донче (тот самый неизвестный автор, который изводил меня своими статьями). Но Донч готовит работу по истории литературы — хочет быть доктором наук, карьерист.
Были ещё три кандидата, но один поступает в Академию наук, второй напечатал работу по языкознанию, в которой были какие-то ошибки; третий в каких-то дискуссиях занимал крайние позиции….
Нет, им некем меня заменить. Такого, кто нигде ничего не сделал, никуда не поступает, ничего не печатал и никаких позиций не занимал, найти нелегко.
Я просто незаменим.
20. IX. 19… Подбел, говорят, работает над романом, а Черник. издаёт новый сборник…
Пожалуйста, мне-то что — наплевать… История разоблачит вас и выбросит за борт.
26. IX.19… Говорят, товарищи опять обсуждали вопрос обо мне.
«Заменить»…
Нехватка кадров — моё спасение.
2. Х. 19… Поди разберись тут: опять выдвинули новый лозунг — против либерализма, за партийность литературы.
Как же так? Сначала мы были против цветочков и любви, за тракторы и собрания; потом против тракторов и собраний, за цветочки и любовь… А теперь мы опять за тракторы и собрания? Как тут не запутаться?..
Или дело обстоит не так?..
Я быстренько применил бы этот принцип, разделался бы с кем-нибудь, решительно и безжалостно. Но разве я могу? Скажут: негативизм.
Лучше уж вообще ничего не писать.
9. Х. 19… «Упорство, — сказал мне сегодня Крижовский на одном совещании, — большая сила. Ты всё ещё в редакции?»
И добавил: «Видно, не один бог хоть правду видит, да не скоро скажет».
20. XI.19… Меня ещё не уволили.
30. XII.19… Меня всё ещё не уволили.
13. V.19… Всё ещё не…
Примечание.
Этот дневник нашёл товарищ Донч, когда стал главным редактором после товарища Клобушицкого; дневник лежал в самом нижнем ящике пустого письменного стола в отделе культуры, и всё свидетельствовало о том, что владелец забыл его, так как очень спешил.
Перевод Л. Васильевой.