Галстук молодого человека огорчённо трепыхался на сквозняке.
— А товарищ Квасничка здесь не работает? — спросил репортёр.
— С пятницы мы одолжили его бухгалтерии, — нестройно ответили ему.
Репортёр Штрих постучался в двери бухгалтерии и спросил товарища Квасничку. Его встретили гробовым молчанием.
— Товарища Квасничку, пожалуйста, — повторил обеспокоенный журналист.
К нему подошёл очень высокий и строгий человек в сатиновых нарукавниках, с острым, пытливым, почти орлиным взглядом. Он нагнулся к репортёру и тихо спросил:
— Вы из органов госбезопасности?!
Штрих непонимающе посмотрел на него.
— Мы, признаться, вас ждали, — продолжал высокий. Он глубоко вздохнул. — Такой порядочный человек… мы все могли бы за него поручиться. Никогда ничего плохого не делал. Не пил, не курил, деньги клал на книжку, даже на футбол почти не ходил. И вот пожалуйста.
— А что? — спросил Штрих, задрав голову вверх, навстречу трагическому шёпоту счетовода.
— Вы ведь пришли насчёт квартиры, правда? — понимающе сказал счетовод. — Мы сразу решили: тут что-то неладно. Через три недели — ордер и ключи — ясное дело, здесь какая-то афёра. А сколько он может получить за это, учитывая его безупречное прошлое? Мы все можем засвидетельствовать, что Квасничка допустил что-либо подобное в первый раз. Всё учреждение. Жил честно и скромно.
— Так Кваснички тут нет? — невежливо бросил Штрих вместо ответа. — Ведь он должен был работать в бухгалтерии.
— В отделе зарплаты, — ответил долговязый. счетовод, — седьмой этаж, комната триста девять.
В комнате триста девять, большой, светлой и ярко освещённой солнцем, работало много народу. Журналиста сначала никто не заметил. Он попал в самый разгар оживлённой дискуссии.
— Я вам заявляю, — пискливым голосом кричал усатый человек, нервно моргая правым глазом, — что тут замешана юбка. И в Национальном комитете есть женщины!
— Ха! — хрипло гаркнул кто-то за кипой бумаг, похожей на Оравскую плотину, — Квасничка и женщины! Не будьте смешным!
— А вы тоже хороши, — укоризненно заметил пожилой человек, седовласый, согбенный бременем проработанных лет. — Не успел ваш товарищ двери за собой закрыть, а вы уже на него клевещете… То взятка, то женщины… И вам не совестно?! — Старик укоризненно взглянул на остальных. — Просто у Кваснички там какой-нибудь дядюшка, вот и все. А вы, вместо того чтобы порадоваться вместе с ним… Он ещё. может там пригодиться…
— Извините, — произнёс, наконец, репортёр Штрих, — где бы я мог найти упомянутого товарища Квасничку?
— Он вышел в архив, — ответил пожилой. — Первый этаж, возле справочного бюро. А в чём дело?
— Спасибо, — уклонился от ответа репортёр Штрих.
В архиве было темно и пусто. Только в углу возле пыльных полок молодой человек разыскивал что-то в большой пачке бумаг.
— Тут случайно не было товарища Кваснички? — устало спросил репортёр Штрих, уже собираясь уходить.
— Квасничка? — сказал юноша и положил пачку на стол. — Квасничка — это я.
Репортёр резко обернулся. Юноша стоял в полутьме неподвижно и спокойно, лицо его не выражало ничего, кроме какой-то профессиональной готовности к ответу. Нет, этого человека Штрих не мог себе представить за чтением специальной литературы о силосовании, не говоря уже о детях и внучатах.
— Вы — товарищ Квасничка? — недоверчиво повторил он.
— К вашим услугам, — ответил молодой человек, — Кирилл Квасничка. Что вам угодно?
— Это вы получили квартиру? — спросил репортёр, смирившись со своей участью.
— Да.
— Как это произошло?..
Квасничка, по-видимому, вовсе не ждал появления сотрудника жилотдела, который пришёл бы выяснять ошибку, как не ждал и карающей десницы закона, которая вывела бы на чистую воду его тёмные дела. Он пожал плечами и смущённо улыбнулся.
— Ну… Я подал заявление, на него дали положительный ответ… Две комнаты и кухня. Скромно, но подходяще… Я собираюсь жениться, понимаете?
— Гм, — сказал Штрих. — Скромно, говорите!.. Гм… И продолжалось это три недели?..
— Приблизительно, — ответил Квасничка и начал считать на пальцах. — Двадцать три дня, — сказал он удовлетворённо.
— И как же вы это… эти… как вам это?..
— Простите, не понял? — спросил товарищ Квасничка.