— Ты смотри, — хрипло хохотнул один из непрошеных гостей. — Старик один в ночи шастает… Не страшно, уважаемый?
— Страшно? Страшно было. Один раз. Немец спалил односельчан в избе. Заживо. Тогда было страшно, теперь — нет, — спокойно ответил Матвей, подбросив в огонь несколько веток.
— Ещё скажи, что смерти не боишься, — голос второго оказался тонким и неприятным на слух.
— Со Смертью договориться можно.
— Это как же?
— Очень просто. Жизнь одного предложить Костлявой в обмен на свою. Тебе сколько? Сорок пять? — Старик ткнул пальцем в писклявого грубияна — отблеск от костра осветил его тучную фигуру. — Жить тебе осталось до семидесяти пяти. Значит, лет тридцать с тебя себе заберу.
Толстяк побледнел, но лишь на мгновение:
— Тебе конец, — он провёл ребром ладони по горлу, вынул нож из-за голенища и стал подкидывать, ловко ловя за рукоять.
— Уверен?
Старик стал медленно подниматься с поваленного дерева. Он всё поднимался и поднимался, пока не стал ростом с вековую сосну.
Мужики попятились.
— Ты это видишь? — шёпотом спросил низенький. — Или мне кажется?
— Бежим! — пискнул полный, выронив нож, и оба со всех ног бросились в чащу.
— Что стоите? — Шёпот тени старика был слышен в каждом уголке леса, каждую белку разбудил, всех волков поднял, птиц всполошил! — Духи темные! Духи светлые! Смутьянов накажите, под ноги бросайтесь, за одежду хватайтесь, страху нагоните, в дали дальние, миры перекрёстные загоните!
Что тут началось! Лес ожил. Звери, птицы, духи — все смешалось в один вихрь — валились деревья, преграждая путь несчастным беглецам, что и без того вязли в топи возникшего под ногами болота. Костлявые пальцы кикимор царапали кожу, птицы норовили выклевать глаза, огоньки волчьих глаз замаячили в чаще…
— Витька, что это?! — Жалобно взвыл толстяк и… пропал вслед за товарищем.
Незначительное недоразумение стёрлось из памяти деда Матвея в ту же секунду. Старик сидел у костра, смотрел на пламя и… вспоминал.
Тысяча девятьсот сорок первый год.
Десятилетним мальчишкой он приехал на летние каникулы из Ленинграда в Чурмилкино — к бабушке с дедушкой. Там уже ждала его неразлучная четверка. Петька, Гришка, Полинка и Галинка. Лес — рядом. Рукой подать до речки. И все это — их. До самого конца августа! После приедут родители, чтобы забрать в школу — его, Гришу, Галю и Полю — в Ленинград, а Петьку — в Приозерск.
Последнее лето их счастливого детства. До войны двенадцать дней. Разве могли они представить себе тогда, чем закончатся летние каникулы?
Матвей вздохнул. Потряс головой, прогоняя тягостные воспоминания. Вот только нет такого ритуала магического, нет такого духа из всей нечистой братии по ту сторону, что могли бы унять боль в душе. Стереть память. А жаль. За час без воспоминаний он отдал бы… Да всё, что угодно отдал бы. Кроме Васьки. Единственного друга он бы предать не смог. Хоть он и кот.
— Что ж… пора приниматься за дело, — он встал, воткнул рогатину в центр очерченного золой круга: — Стражник! Зову тебя. Появись. Мгновенно, сию минуту приди ко мне и выслушай мою просьбу!
По лесу поплыл мелодичный звон — зазвенели привязанные к рогатине колокольчики.
— Зову тебя, призываю, о помощи взываю! Нужных людей ко мне приведи — дорогу запутай, нашепчи, обмани, пошли знаки. Жду их, как голодный — хлеба, как узник — неба.
Аз фар роми ферти! Мирта сати фон!
Глава 1
Притча о коте и кикиморе
— Бабушка, бабушка! Котейка шипит, спину выгибает! А рядом нет никого…
— Есть, внучек. Ты просто не видишь. А Черныш — видит.
— Это как?
— Коты не только наш мир видят. А шипит наш Черныш известно на кого — на Кикимору!
— А ты откуда знаешь…
— Ха-ха-ха… Вот поживёшь с моё… Может, тоже знать будешь.
Бабушка склонила голову и как-то странно посмотрела на внука…
— А почему он на неё шипит?
— Недолюбливают коты кикимор.
— Почему?
— Ложись в кроватку, Матвейка. Я тебе одеялко со всех сторон подоткну, а ты слушай, да не перебивай. Было это давно... Очень давно. С нечистью человек что тогда не дружил, но и не ссорился, что и сейчас так. Худой мир лучше доброй ссоры — каждый из миров существует по своим законам.
А только тогда в каждом доме домовой жил. В каждом дворе — дворовой, под мостком — подмостный, а кикиморы... Кикиморы везде шастают, известное дело. Домовой порядок любил, за скотиной приглядывал. Дом от злых сил защищал. Хозяйка корову подоит — поставит домовому мисочку с молоком в укромное место. А кикимора... Она не злая. Если, конечно, не забрёл на болото одинокий путник. А в дому человеческом вреда от неё немного. От Кикиморы. Да и пользы никакой — всё у неё из рук валится. Не домовитая она нечисть. На болоте хозяйством особо не обзаведёшься. Может, потому и имеет Кикимора страсть к делам хозяйственным…
Бабушка рукой щёку подпёрла — задумалась. Матвей слушал внимательно, боясь под одеялом шевельнуться лишний раз — бабушка редко соглашается истории про нечисть рассказывать, всё больше отмахивается. Сегодня вечером повезло, уж он своего не упустит!
— Слышал, прошлой ночью котелок с печи упал?
Матвейка кивнул.
— Так это кикимора его уронила.
— Зачем?
— Убрать хотела, да не удержала. И так во всём. Прясть начнёт — кудель запутает. Начнёт распутывать — прялку уронит. Начнёт прялку поднимать — веретено по полу покатится. Шуму наделает. Непутёвая, одним словом.
И вот однажды зашёл в избу кот. Из любопытства зашёл. Без злого умысла. А домовой лежит на печи, охает. Кот на печь запрыгнул и говорит:
— Что, дедушка, маешься?
— Да, вот, — отвечает домовой, — кикимора хотела на полках прибраться, да корчагу уронила мне прямо на голову. Смотри, шишка какая!
— Дай-ка я тебе помогу, — сказал кот и лёг вокруг головы домового.
Лежит. Мурлыкает. Домовому полегчало, повеселел он и давай кота благодарить. Своё молоко ему отдал. Кот лакает, домовой кота гладит да приговаривает:
— Приходи, — говорит, — в любое время, молока, сколько хочешь пей, а надоест молочко, есть сметанка, а сметанка надоест — налью сливочек...
Кикимора от обиды зубами скрипит — домовой с котом дружит, с ней не играет. Кот молоко выпил, с домовым поиграл, да и отправился обратно к себе в лес. А кикимора у ворот притаилась, да как стукнет ухватом! Кот из дома, кикимора — за ним.
С той давней поры коты с домовыми дружат, а на кикимор шипят. Предупреждают — не подходи!
То была история, что Матвею бабушка рассказывала. А только есть и другой сказ. Было это давно. В те смутные, тёмные времена хаоса и боли не было между мирами границ. Нечисть держала Совет. Решали — кто рядом с людьми в междумирье застрянет навечно, кто уйдёт туда, куда живым хода нет, а кто будет бродить в густых лесах да топких болотах, сторожить проходы. Каждому сословью необходимо существо, что видит оба мира. Проводник. Часовой. Тот, кто предупредит, когда нечисти показаться, когда прятаться. Магу или колдуну можно и показаться. Ребёнку. А так…
Начнётся среди людей паника и сложный порядок мироздания рассыплется, как хрустальный шар! Тогда и пришли на помощь нечисти коты. Оба мира видят, в оба мира ходят. Вот только кикиморам помогать коты отказались. Сыро на болоте. Лапы мокнут. Да и лягушек коты не едят.
Дед Матвей о том часто думал. Может, потому и не поладили тогда кикимора с котом? Надо бы Ваське обо всём рассказать. Интересно, что кот об этом думает. Кот у него не простой. Учёный. Кот колдуна…
…
«Силой слова своего открываю дороги для души чистой и души тёмной. Для смелого и робкого. Для гордого и смиренного. Будь то мужчина, будь то женщина — иди по дороге, что указываю тебе, на зов мой, на слово моё. Услышь и узри меня, где бы ты ни был.