— Ну, здравствуй, — пальцы гладили старинную вещь, путешествуя по узору переплетенных рогов, вспоминая давно забытые ощущения. — Поверить не могу…
…
— Как звать тебя? — Матвей посмотрел гостю в глаза.
Никто ничего не заметил. Гости, включая новичка, никогда не вспомнят того, что только что случилось. Кот и старик существовали в двух мирах одновременно. Страшную, недоступную для понимания смертных тайну хранили здешние места. Передавали из поколения в поколение знания, артефакты, традиции. Колдуны деревни хранили бы её и дальше. Столько, сколько потребовалось. Если бы не зло. Зло пришло в Чурмилкино с чёрными крестами и немецкой речью. Зло войны. Зло чуждых знаний и желаний безграничной власти над миром. Если бы не надежда спасти самое дорогое, детей, никогда бы местные знахари не воспользовались этой тайной даже в мыслях, ибо были светлы их помыслы и чисты их души…
— Дмитрий. Дмитрий Орехов.
— Сергей, — Березин подал Дмитрию руку.
После знакомства все молча принялись за еду. Каша из печи таяла на глазах — все проголодались. Марина принялась собирать посуду, но старик её остановил:
— Оставь, дочка. Посуда сама знает, что ей делать.
— Вот видишь. Снова в сказку попала, — шепнул Сергей девушке на ухо, чтобы подбодрить и её, и себя.
Как-то не по себе, когда посуда… исчезает на глазах, а на её месте появляются зажжённые свечи, пучки трав, шкатулки.
— Чудеса… — растеряно проговорил Дмитрий.
— Верно, — согласился хозяин. — Чудеса. Зачем пожаловал, добрый человек? Или заблудился?
Орехов смущённо посмотрел на новых знакомых.
— Не совсем, — он закашлялся. — Мой прадед во время войны в этих местах… воевал, — молодой человек замялся, даже покраснел.
— Твой прадед? — нахмурил брови Матвей. — В этих местах?
Дмитрий кивнул. Закусил губу. Его руки выдавали волнение — гладили стол, поправляли свечи, хотя в том не было никакой нужды.
— В сорок третьем году… спалил фашист деревню, — дед Матвей недоверчиво посмотрел на Дмитрия Орехова. — Не воевал тут никто. Немцы пришли. В лесах округ Чурмилкино партизаны скрывались. Им помогали жители деревни. Продукты. Знахари выхаживали раненых. Выдать их отказались. Фашисты сожгли всех заживо. Загнали в избу и…
Кристина зажала рот руками, чтобы не закричать. Все четверо переглянулись. Каждый думал об одном и том же — призраки. Вот кого они видели, после того как Елизар случайно спалил их первое пристанище в деревне.
— Мой прадед был немцем, — Дмитрий посмотрел старику в глаза, грустно улыбаясь, словно извиняясь за то, чья кровь волею судеб течёт в его жилах. — Отто Мюллер попал в плен двадцатилетним солдатом. Я читал его записи. Мне, наверное, было бы сейчас стыдно за подобное родство, но, если верить воспоминаниям отца моей бабушки, он спас тех, у кого жил. Он скрывался в лесу, а когда пришли красные, сдался в плен. Позже прадед женился на русской, остался в России, и, по словам бабушки, никогда не пытался ни искать родных, ни вернуться на родину. Почему — загадка. В записках об этом ни слова.
— Отто!? — старик подался вперёд, вцепившись руками в стол, кот прыгнул ему на плечо, выгнув спину, сверкая жёлтым глазом. — Твой прадед… Отто?..
— Я понимаю ваши чувства, — Дмитрий по-своему истолковал реакцию хозяина, — но я же сказал, мой прадед…
— Не понять тебе моих чувств, — цепкий взгляд Матвея, казалось, смотрел Орехову в душу. — Значит, записки… Прадед передал тебе свой дневник?
— Нет… не сам… бабушка нашла. И потом… я интересовался его историей. Я ведь историк… Я вам уже говорил?
— Как ты нашёл это место? — Дед Матвей буравил Орехова глазами, всем, сидящим за столом показалось, что старик гостю не доверяет.
— Так… это… я же говорю, записки! Там описана эта деревня. Река. Мост. Лес. — Дмитрий неизвестно почему побледнел.
В доме стояла гнетущая тишина. Эта необыкновенная история никого не оставила равнодушным. В крови и сердце каждого, на генном уровне испуганным котёнком сжималась боль. Боль от того, что пережили предки. И не важно, с кем и когда это было. Не важно, что они сами не прятались от бомб. Не голодали. Они знали. Они помнили. Этого было достаточно, чтобы душа отозвалась. По лицу Марины покатилась слеза. Сергей обнял девушку, прижал к себе. Кристина побледнела, Елизар молчал, плотно сжав губы.
— От того, что он описывал, мало что осталось, — старик покачал головой. — Или твой прадед карту начертил?
— Я здешние места хорошо знаю.
— Это откуда? В экспедициях был? С историками?
— Вот именно! — Обрадовался Дмитрий неизвестно чему. — Экспедиции. Прадед, — гость, наконец, решился поднять глаза, — описывал какой-то обряд. Он видел, как в лесу те, кто убегал от немцев, встали в круг и… исчезли. Мне стало интересно. Я решил увидеть тот лес собственными глазами.
— Вот как? — Дед Матвей склонил голову на бок. — Значит, в записках прочёл… про обряд?.. А ничего твой прадед не нашёл? Не взял? Может, предмет какой?
— Ннет… ничего…
Кот зашипел, задрожали свечи над столом, заплясали тени по углам, огонь в печи завыл. Старик брови нахмурил, глаз с несчастного гостя не спускает. Дмитрий Орехов сжался, втянул голову в плечи, рука потянулась к нагрудному карману, и тут он побледнел, да так, что Марина испугалась:
— Вам нехорошо?
— Сядь, дочка, — жестом остановил старик девушку. — Нехорошо ему. Ох, как нехорошо. Вот что, парень. Давай договоримся. Ты мне больше врать не смеешь, а я покажу то место в лесу. Так что нашёл Отто?
— Гребень…
— Так и быть… Расскажу про гребень, что тебя сюда привёл.
Кот прыгнул на стол, подошёл к шкатулке, что появилась вместе со свечами, когда исчезла посуда, лапой откинул крышку, вспыхнул синий свет и все увидели небольшой гребень. То ли из дерева выточенный, то ли из кости. Два мужских профиля венчали оленьи рога, искусно между собой переплетённые. Гребень завораживал. Какое-то время все сидели, не в силах отвести взгляд.
Матвей внимательно посмотрел на каждого, кто сидел за столом. Наморщил лоб, потёр щёку. Казалось, он принимает какое-то очень важное решение.
— Вы нас простите, — Сергей не выдержал, решился сказать за всех. — Но… Нам бы хотелось хоть немного понимать, что здесь происходит. Человек так устроен. Неизвестность — пугающее, мучительное чувство. Мы бы, может, и потерпели с моим другом, но позвольте вступиться за девушек. Посмотрите сами — на них лица нет.
— Я поддерживаю, — неожиданно вставил кот. — Из джентльменской солидарности.
— Ты где слов-то таких нахватался, усатый? — Старик почесал кота за ухом и повернулся к Сергею. — Что ж, твоя правда, добрый человек. Твоя правда… Видно, пришло время всё рассказать. Я — один из тех детей. Это меня спас немецкий солдат Отто Мюллер в сорок третьем. Его бы расстреляли, не задумываясь, если бы поймали. Но он не испугался. Чистой души был парень. Светлый. Свет в душе он ведь… стороны не имеет. Звезда у тебя на рукаве алая, или крест чёрный. Всё одно. Ты что на себя не надень — внутри останешься тем, кем был.
— Вы были… на той поляне?! — Орехов застыл, стараясь не шевелиться, чтобы не пропустить ни слова.
— Был.
— И вы действительно все исчезли? Но куда!? Что с вами произошло? Что это был за обряд, который видел Отто!? — Дмитрий вскочил со стула.
— Да сядь ты, сядь… — усмехнулся Матвей. — Был обряд. Не простой. Колдовской. — Он замолчал, окунувшись в воспоминания.
— А можно поподробнее? В деталях? — Орехов заглянул Матвею в лицо.
Старик молчал.