— То есть если бы не гребень, кто-то из нас должен был бы стать Стражем? — От этой мысли у Сергея даже голова закружилась.
— Иначе никак, — кивнул старик. — Но теперь уж что об этом? Проход закрыт. А гребень… я возьму с собой. Отдам Китоврасу. Если встречу, конечно. Я ж не знаю, что меня ждёт? Но времени мало. Пора мне.
— Подождите, — Кристина не выдержала, вскочила. — Что значит «пора»? Вы… Вы куда?
— Вы… умрёте? — Тихо спросила Марина.
— Не, старик, — Елизар тоже встал. — Ты это… Так дело не пойдёт…
— Смерти нет, — улыбнулся дед Матвей. — Есть долгая разлука перед встречей. Чурмилкино не забывайте. Навещайте реку. Мост. Лес. А захотите поговорить — к дубу приходите…
Глава 15
Свечи горят, травы в воске трещат, можжевеловый дух по избе стелется. Бабушка в ступке толчёт снадобья, соком черноплодным разводит.
— А ну… поди сюда, внучёк. Дай-ка левое запястье. Стой, говорю! Вьюн неугомонный…
— Что это, бабушка?
— Стой, сказала. Петляет, что твой лисий хвост.
Бабушка кашицу из ступки в кулак сгребла, над запястьем водит. Капает жижица — кап-кап-кап. Матвейке щекотно, но он терпит, не то ба браниться будет. Что браниться будет, то мальчика не пугает. Страшнее для него то, не расскажет. А ему страсть как интересно, что на этот раз будет!
Матвейка точно знает — ворожит бабушка! Вон Черныш у её ног трётся, мурлычет, песенки поёт, глаза закрывает. Колдовство чует. А для котов ворожба, что валерьяновые капли. Так бабушка говорит.
Кап-кап, кап-кап — расцвела красота у Матвейки на запястье! Не то цветок, не то звёздочка. Линия за линию прячется, одна другую догоняет, обратно бежит и снова по кругу. Чудно!
— Что это, ба?
— Молвинец. Знак Китоврасов. Походи так. Иди вон, погуляй. Ручку к солнышку подними.
— А будет что?
— Кашица засохнет — отвалится, а след Китоврасов останется.
— Навсегда?
— Да нет. В баньку пойдёшь, смоется.
— И что? Ничего не останется?
— На руке? Нет. Не останется. Может, приснится Китоврас тебе. Сказку поведает. Тогда след в душе останется, Матвейка. Это уж навсегда. Ну, ступай. Вон, гляди! Заждалась уж тебя четвёрка твоя неразлучная.
Весь день Матвейка с друзьями играл. Вечером пришёл домой — глядь, а бабушка-то, права оказалась! Молвинец на запястье гладкий, будто родимое пятнышко.
— Пей, — бабушка кружку на стол поставила. — Пей да лезь на печку, Матвейка. Спать пора. Вон за окном… Темень непроглядная.
— Это не молоко, бабушка!
— Не молоко. Отвар. Язык вязать будет, ты вон мёду возьми, намажь на хлеб.
…
Солнце сквозь листву светит, Матвейка бежит по знакомой тропинке к старому дубу. Птицы поют. Земляникой пахнет. Вдруг слышит — топот копыт по земле.
— Китоврас!
Матвейка его сразу узнал. Всё как бабушка сказывала. Наполовину олень, наполовину человек. Рога ветвистые, кудри золотые, глаза синие — точно, он! Тут Матвейка вспомнил про знак. Посмотрел на запястье — горит чудной узор, светится!
— Я — колдун, я тебя поймал! — Кричит Матвейка.
— В самом деле? — Китоврас руки на груди сложил, голову наклонил на бок. — И что теперь? Желание исполнить?
— А можно?
— Ну, раз поймал, куда мне деваться? Говори, колдун, чего твоя душа просит? Всё исполню. Всё, что ни пожелаешь!
— Ну, тогда… Сказку сказывай!
— Ха-ха-ха… Это всё?
— Будет с тебя. Сказку сказывай и иди с миром!
Матвейка улыбается, а синие глаза человека-оленя смотрят серьёзно. Долго смотрят, в самую душу заглядывают.
— Ну, ладно. Слушай. Видишь дуб? Не простое это дерево. Волшебное. Старое. Древнее. Помнит это дерево, Матвейка, как бродили по земле звери дикие. Тьма повсюду — ни света, ни радости. Посмотри. Что ты видишь?
— Дерево…
— Ты видишь три мира. Нижний, Средний и Верхний. Корни, Ствол и Крона. Крошечный кусочек коры помнит все тайны мироздания.
— Маленький кусочек коры? Разве?
— Вечности не хватит, чтобы услышать от него все сказки.
— Разве человек может жить вечно?
— Вечна душа, мальчик. Чтобы слушать сказки, хватит её одной.
— Тогда пусть, когда я умру, моя душа прилетит сюда. К дубу. Или так нельзя? Это ведь уже второе желание?
Китоврас наклонился, заглянул мальчику в глаза.
— Что ж… Будь, по-твоему, колдун, поймавший Китовраса. Помнишь, как меня позвать?..
— Китоврас, Китоврас,
Отворяй врата для нас!
Он исчез. Поклонился до земли, сказал: «Мир Вашему дому, провожать меня не надо…». И исчез. Какое-то время все молчали. Первым вскочил Сергей:
— Мы так-то тоже не просили нас сюда тащить… Так что надо или нет провожать, можем решать сами. Кто со мной?
Все разом высыпали из избы.
— Кажется, мы остались без жилья, — Елизар грустно смотрел на обгоревший остов дома деда Матвея.
— Потом разберёмся, — махнул рукой Сергей. — Пошли!
Китоврас, Китоврас,
Отворяй врата для нас!
— Слышите? — Кристина остановилась. — Дети! Это они!
Вдалеке показались призраки. Они махали им рукой, зовя за собой, но были слишком далеко — не догнать.
— Мяу!
— Васька!
Кот, подняв трубой хвост, важно пошёл к лесу — туда, где только что мелькнули призраки. Всем стало легче — провожатый есть, дорогу к дубу они знают, а что изба сгорела — что уж теперь. Кто знает, может, вернётся дед Матвей? Но в глубине души каждый чувствовал — нет. Не вернётся.
Знакомая тропинка. Шорохи, запах леса, мох пружинит под ногами. Сергей крепко держал Марину за руку, Дима следил, чтобы бабушка не оступилась. Детский смех то и дело доносился издалека.
Когда наконец они вышли на знакомую поляну у старого дуба (немного было не по себе — слишком свежи воспоминания), то вновь увидели детей, вот только теперь их было уже пятеро.
— Матвейка, догоняй!
— Ха-ха-ха…
— Пять кикимор на болоте,
Пять огней, пять карт в колоде,
Пять поганок на пеньке.
Мухоморов пять в теньке,
Чёрт, подмостный, домовой —
Выбирай, кто ты такой?
Матвейка выделялся. Он был меньше ростом, но зато ловчей и проворней. Озорные ярко-зелёные глаза, каштановые кудри. В этом мальчугане деда Матвея было, конечно, не узнать. Он запыхался, играя, но неожиданно остановился и стал тереть левое запястье — там, где на загорелой коже золотым светом горел молвинец — линия за линией бежит, одна другую догоняет, одна за другую прячется и снова по кругу…
Зашелестел лес, запели колокольчики на рогатине деда Матвея — посох колдуна стоял тут же, прислонённый к дубу. Из трещины в стволе вырвалось сияние, будто солнце пряталось внутри! Две половинки древа расступились, и на поляну вышел Китоврас.
Ветвистые рога, гордая осанка, копыта осторожно ступают по опавшим листьям. Он был… Как из старой сказки. Волшебный. Удивительный! Синие глаза смотрели в самое сердце. И столько света, столько доброты было в его взгляде…
По лицам друзей полились слёзы, их было не скрыть ни мужчинам, ни женщинам, ни даже призракам детей. Это было откровение. В этот момент никто не задумывался, во что именно верит и верит ли вообще. Они просто молились — горячо и искренне — богу Китоврасу, Вещему дубу, Предкам, Свету, Мирному небу над головой. Молились за себя и своих будущих детей. Молились за тех, кто ушёл, кому пришлось пережить страшное зло — войну. Молились всем существующим и несуществующим богам, Вселенной и Закону мироздания.
Дети подбежали каждый к своему правнуку, встали перед ними, улыбнулись и… исчезли. А Матвейка пошёл Китоврасу навстречу. Шаг. Ещё один. Всю поляну залило солнечным светом, таким ярким, что слепило глаза! Китоврас наклонился, обнял мальчика, а тот отдал ему гребень. Одним быстрым, ловким движением человек-олень воткнул его себе в волосы. Матвейка встал на цыпочки и что-то зашептал Китоврасу. Тот кивнул, взял посох деда Матвея и направился к застывшей от волнения компании провожатых. Он отдал посох Кристине. Девушка обняла древко украшенной лентами рогатины и едва удержалась на ногах — сила вливалась в юную ведьму волнами, обдавая щекочущим теплом с головы до пят.