— Давай руку да болтай меньше.
Бабушка взяла внука за руку и пошла по мосту. Остановилась на середине. Развернула полотенце. Поклонилась и бросила хлеб в воду со словами:
Них, них, эшехомо, бада, бада, лулу соб.
Потом открыла бутыль с пивом. Сделала несколько глотков, остальное вылила в реку. Хлопнула в ладоши. Топнула ногой.
Изира яндра! Хох.
И тут из-под моста захлопали в ладоши, заулюлюкали, захохотали.
— Ой, бабушка, кто это!? — мальчик испуганно прижался к ноге женщины.
— Подмостный благодарит. Не бойся.
— А зачем подмостного кормить? Ну ба… Расскажи!
…
Матвейка знал, что бабушка рассердиться может. Спать пора. Но на печке тепло, Черныш уютно устроился в ногах, и мальчик осмелел. Ветер за окном воет, бабушка молчит. Но сегодня она добрая, Матвей уж изучил все её привычки — сегодня точно расскажет.
— Вот ты упрямый… Ладно, слушай. Мост соединяет два берега. Перекрёсток — дороги. Там, где есть граница, там есть и страж.
— Как… пограничник?
— А ведь верно! Пограничник и есть. Только документы не спрашивает, оно ему без надобности.
— Как же он узнает, кто идёт?
— Духи вездесущи, Матвей. Мудры. Справедливы. Они ведь из Хаоса. А Хаос был до того, как зародилась Вселенная.
— Не пойму, бабушка!
— Есть вещи, которые ни тебе, ни мне не понять, Матвейка.
— Но ба… Ты же старая! Ты всё-всё должна знать!
— Ха-ха-ха… Мал ты ещё. Потому духи тебе и показываются.
— А вырасту — не увижу их?
— Кто знает, малыш. Кто знает… С одной стороны они мудрые, с другой… Как дети. Нет у них ни добра, ни зла. Заманят. Утопят. А то и защекочут до смерти! Человеческая душа для них… Что комар! Хлоп — и нету. Наша с тобой жизнь — мгновение. Потому уважать неведомое — это, Матвейка, наша с тобой забота. Какой бы мир ни был — у него свои законы. И ты их уважай. Понял?
Но Матвейка уже сладко спал. Снились мальчику тёмные ладошки. То высунуться из реки — то исчезнут…
Бабушка многому научила. Если бы не она… Сейчас, конечно, он знает больше. Намного больше. То, что придётся так много узнать, он тогда и представить себе не мог.
Старик и чёрный кот долго сидели у могилы. Цветов в октябре нет, он собрал веток можжевельника. Его бабушка любила «можжевеловый дух». Говорила, что с ним приходят светлые воспоминания. Бывало, кинет в костёр колючую с ягодкой ветку и сидит. Долго сидит. Улыбается.
От каравая осталась краюшка. Он положил её рядом с ветками. Стопку налил. Вздохнул.
— Ну что, Васька? Пошли, что ли? Скоро к нам гости пожалуют.
…
«Черти-братушки, весёлые ребятушки! Нужного мне человека возьмите, за белы рученьки подхватите, через воды тёмные, реки быстрые, камни острые проведите. Чтоб не запнулся, не захлебнулся. Кровь чистая, вода быстрая! Зову-призываю, за помощь награждаю здесь, сейчас, сию минуту, да будет так!».
— Опять!? — ахнула Альбина, заглянув в комнату сына. — Ты где бутылку-то взял? Обещал ведь!
— Мам… это последний раз. Честно. Этот раз — последний. Вот допью это и всё… клянусь…
Елизар сидел за столом, гипнотизируя красным глазом початую бутылку водки.
— Откуда у тебя деньги, бестолочь? Опять у меня украл?
— Н-е-е-т! — Елизар рыгнул и помотал головой.
— А где?
— Там… — сын махнул рукой в неопределённом направлении.
— Тьфу! — плюнула в сердцах Альбина и хлопнула дверью.
На глаза наворачивались слезы. Чтобы хоть как-то отвлечься, она пошла ставить чайник. Зажечь газ. Налить воды. Вдох. Выдох…
Зазвонил мобильный. Сейчас она возьмёт трубку, и не смотря на боль, станет разговаривать. С кем-то. Как ни в чём ни бывало.
— Привет, соседка! — от звонкого Дашкиного голоса заломило виски. — Заходи скорей, тут клиентка такую вкуснятину принесла.
— Даш, я…
— Ясно. Елизарушка? Опять? Тем более я тебя жду. Сладкое снимает стресс.
— Иду, — вздохнула Альбина.
Даша, тридцатидвухлетняя хохотушка, постоянных клиенток принимала у себя. Ни один маникюрный салон этого, ясно дело, не приветствовал, но кому сейчас легко? Они как-то незаметно подружились, не чувствуя разницы в возрасте. Около неунывающей молодой женщины несчастная мать пьющего сына грелась, будто у огня.
— Чай с мятой, — объявила Даша с порога, подталкивая соседку к кухне. — Давай-давай, нервы успокаивает, — она торжественно поставила на стол муссовый торт с персиками. — Вот так… Сейчас, — девушка отрезала большой кусок и протянула соседке блюдце. Но та, обняв руками дымящуюся чашку, на торт даже не взглянула.
— Аль… Аля!?
— Откуда знаешь, что он опять пьяный?
— Я их видела. На скамейке во дворе. Твоего и Гришку с первого этажа.
— Меньше месяца как из клиники вышел… Столько денег впустую.
— Значит надо искать другой выход.
— Да какой другой, Даш?
— Тот, что сработает. Ну не век же тебе так мучиться! Погоди… Мне клиентка одна рассказывала. У неё муж пил. Так вот она своего благоверного возила к знахарке…
— Да ну… Какая знахарка? Они шарлатаны все, только деньги вымогают. Если уж клиника не помогла, то всё уж теперь. Нет надежды.
— Надеяться надо, Аль. Обязательно. Тем более что муж её с тех пор в сторону спиртного даже не смотрит! Злой, на весь мир обиженный — это да, но трезвый! А раз не пьёт, значит, что? Правильно. Работает. Забулдыг домой не водит.
— Елизар не поедет, — Альбина поджала губы.
Конечно, рассказ соседки был больше похож на сказку. Волшебный сон, а не реальная история. Но Дашка права, или ты во что-то веришь, или совсем пропадёшь. И потом… Как же хочется верить!
— Припугни. Скажи, если не поедет — упечёшь в психушку.
— Думаешь это так просто? В психушку упечь?
— Нет, — согласилась Даша. — Не просто. Но он-то этого не знает! И потом… Погоди, у тебя же друг был? Ну, этот…
— Эдик?
— Да! Он же как-то связан со всем этим?
— Да, он врач. Психиатр. Так благодаря ему Елизара и положили в клинику. Если бы не он, я бы и этого не смогла сделать.
— Понятно. Тогда я сейчас позвоню.
Альбина хотела было возразить, но замолчала. Во-первых, Дашка если решает действовать, превращается в бронепоезд, и остановить её всё равно не получится, а во-вторых… Чем черт не шутит, пока бог спит?
…
Как только мать ушла, Елизар налил водку в стакан. Поднёс ко рту да так и застыл… Прямо перед ним появился огромный черный кот.
— Обернись, — спокойно посоветовал усатый, брезгливо отодвинув лапой шкурку от колбасы.
— А… А-а-а…
— Обернись, говорю. Там с тобой поговорить хотят.
Елизар осторожно поставил стакан и обернулся. Глядь, а на его кровати бородатый старичок, ростом с ребёнка — сидит, ножками в валенках качает.
— Чё уставился?
— Ты к-к-то? — заикаясь произнёс Елизар.
— Дед Пихто! — проскрипел карлик, давясь от смеха.
— Сгинь, нечисть! Пропади! — парень махнул рукой, стакан опрокинулся, кот с шипением подпрыгнул и… исчез.
— Ты ещё креститься начни, — обиделся старичок.
Елизар тут же принялся осенять себя крестным знаменьем, с перепугу — обеими руками.
— Ну что? Помогло? — незваный гость сочувственно склонил голову на бок.
— Бабушка говорила, — прошептал несчастный сам себе, — надо матом ругаться…
— Кстати, о бабушке! — старичок поднял вверх палец. — Езжай-ка ты, мил друг, к бабке Агафье. Запомнил?
— А-а-а…
— А-га-фье. Как только мать твоя велит к ней собираться, ты уж не мешкай, — человечек снял шапку и с наслаждением поскрёб пальцами между… рожками!
— Чёрт! Чёрт! — крикнул Елизар и замахал руками. — Чур! Чур меня! А-а-ааа… Слова застряли в горле, а коротышка вдруг стал расти, протягивая к несчастному когтистые мохнатые лапы. Чёрт открыл зловонную зубастую пасть, и неизвестно, что было бы, если бы Елизар с криком не выскочил из квартиры и не понесся бы к соседке.