— Оставьте мне свой телефон. Может, случится так, что понадобится ваша помощь.
— Да, конечно.
Весь оставшийся день Потап честно работал над бюрократией. Бумаги кипой копились на его столе, распихиваясь по папкам. Компьютерный век так и не отменил полностью бумажный носитель информации.
Следующим днём Потап собирался отправиться в город. Но путь ему преградил неожиданный персонаж.
Спускаясь по деревенской улице, Потап аккуратно ввёл свой «Бобик» маневрируя между стайками куриц, разбегавшимися в стороны с тревожными криками. За них заступались петухи, обкладывая участкового отборными матами на своём языке. Потапу же было плевать, что там на уме у местной птицы. Он следил только за тем, чтобы не задавить ни одну из них.
Вдруг из калитки своего участка вышел Отец Георгий. Встав посреди дороги, он упёр грабли черенком в землю. Сквозь не застёгнутый верхние пуговицы его рубахи блестел большой нательный, золотой крест. Вся его поза говорила о том, что он специально хочет остановить Потапа. Удивлённый Потап давить его и не собирался. Остановив машину за пару метров до батюшки, он дождался, пока тот подойдёт к двери со стороны водителя, на котором стекло было опущено.
— Сын мой, — начал батюшка. — Ты о тайне исповеди слышал?
— Ну, да, — ошарашено кивнул Потап, удивлённый таким вопросом.
— Тогда убирай машину с дороги и проходи в дом, — с этими словами Отец Георгий развернулся и направился обратно к калитке. Потап проводил его большими удивлёнными глазами.
— Тайна исповеди? Какой исповеди? Менту? — не мог переварить услышанное Потап. — Видать, дело серьёзное.
Войдя на веранду дома батюшки, Потап увидел большой стол заставленный явствами, а в его центре дымил самовар. Отец Георгий уже сидел на скамье за столом. Жестом своей широкой ладони он указал на массивный, грубо сколоченный стул рядом, приглашая сесть. Потап послушно сел. Отец Георгий склонился в сторону, что-то поднимая с пола за столом. Через секунду появилась стеклянная литровая бутылка с узким горлышком. Без этикетки и с мутноватой жидкостью внутри. Не трудно было догадаться, что это самогон. Отец Георгий поставил две стопки и заполнил их самогоном до краёв.
Потап смотрел на это, с глупой улыбкой на лице. Подняв взгляд, он увидел большой настенный календарь в церковном стиле. Глаза сразу скользнули по строке: «1-11 июля Петров пост».
— Отец Георгий, так пост же сейчас, — сказал он.
— Пост, сын мой, — невозмутимо опустил бутылку обратно батюшка. — Существует не для очищения брюха, а для очищения духа. А если мысли дурные в голове, так их лучше заесть и запить, чем ходу им давать, бросаясь бранными словами.
Одну стопку он поставил рядом с Потапом, а другую — поднял над столом. Чокнувшись, они опрокинули стопки.
— Так, что я тебе хотел сказать, — прожевал листик салата батюшка. — Ты, сын мой, как представитель закона, останови это безобразие в логу-то.
— Интересно, как я это сделаю? Его, действительно, только освятить остаётся. Больше никак.
— Не спеши с выводами. Не пойду я в тот лог.
— Во, как, — произнёс Потап, строя пирамидку из куска хлеба и кусочков колбасы и сыра.
— Теперь слушай мою исповедь, — произнёс батюшка таким голосом, что Потап поднял на него взгляд, оторвавшись от своего «строительства». — Боюсь я того чёрта.
— Не понял, — нервно хихикнул Потап.
— Да, — кивнул Отец Георгий. — Он же и меня чуть в путы не увлёк. Ты бабку Ефросинью помнишь? Что на околице жила рядом со Степаном механиком?
— Конечно, — ответил Потап, в конец забывший о своём бутерброде. — Она представилась пару лет назад. Дети её дом продали, а сейчас там учёный из города дачу себе сделал. Я как раз вчера с ним разговаривал.
— Кто дом её выкупил я не знаю. Раз человек от науки, понятно, почему в Божьем Храме не появляется. Всё свои дьявольские узоры рисует в виде формул. Ну, да Бог ему Судья. В общем, отпел я Ефросинью, на кладбище проводил и там простился с ней. Сам гроб нёс. Всё-таки, Божий человек был. Много хорошего для Храма делала. Вот я и счёл своим долгом с ней до конца земной путь пройти, прямиком до могилы. На поминки не остался, дела были. Маринка же Ивана родила. Надо было их дочь крестить. Вот я и поспешил обратно в Храм. И чёрт же меня дёрнул через этот лог проклятый путь срезать!
Отец Георгий в гневе так ударил кулаком по столу, что всё, что на нём стояло, подпрыгнуло и звякнуло. А вместе с ними подпрыгнул и Потап, звякнув где-то внутри себя. Его пирамидка на блюдце распалась на составляющие.
— И вот представь себе, иду я, а на душе так легко стало. Как представил я, как мучилась бедная Ефросинья в последние полгода своего бытия. Болела же бедняжка. Криком кричала. А тут всё. Отмучилась душа её. И мне от этой мысли так легко стало. Я, дурень старый, и запел на радостях. А там кусты есть. Так мне сам чёрт из этих кустов ответил. Как завоет своим голосом. А голос противный такой, и в голову отдаёт. У меня аж душа в пятки упала. Стою, смотрю на ветки. А они шевелиться перестали. «Кто здесь?!» — говорю. Грубо так говорю, чтобы напугать нечестивого. А этот чёрт проклятый, словно почуял мой страх. И повторяет за мною. «Кто здесь?!» — отвечает почти моим голосом. Куражится, бес проклятый. Я ногой топнул, а эта тварь адская так топнула в ответ, что с деревьев аж листья полетели. Как же я летел с того лога. Пятки сверкали. Благо, хоть не видел никто. Позор-то какой. Святой отец беса испугался.