Что я запомнила на всю жизнь?
Что главная ошибка, которую я когда-то совершила с мамой — перестала нуждаться в ней. Даже в мелочах. Нельзя вырастать из этой маминой любви, как из детской куртки… Даже когда покажется, что ты знаешь мир лучше, что ты выше, что для этой женщины ты теперь покровитель, что теперь ты заботишься о ней, а не наоборот.
Настал момент, когда я поняла, что она должна оставаться всемогущей, она должна быть нужна. А я это потеряла. Выросла из неё, перестала хотеть её внимания и любви, а она… расслабилась. Стала стремительно опускаться, позволяя мне заполнять её мир своей значимой высоченной фигурой.
Снисходительное “мама”, когда говоришь с Маней. Напряжённое “мама”, когда говоришь с папой. Насмешливое “мама”, когда говоришь с мужем. И самое любимое: “Бабушка”, когда говоришь с детьми.
И как же я не хотела оказаться в том же положении. Как же я не хотела, чтобы из меня, как из куртки, выросла Соня. Стала считать меня устаревшей и не продвинутой, стала учить меня. Перестала спрашивать что-то у меня.
Я стою в аэропорту и смотрю на мать Марка, пересчитывающую сумки. Его отец держит за руку Егора, а тот пытается что-то ему объяснить, но Максим не самый нежный и трепетный дед, чтобы всё бросать и сюсюкать с ребёнком на пустом месте, однако он тот, в ком я, как ни странно, уверена. Если бы мне сказали, что завтра меня не станет, пожалуй, я отвезла бы детей к Максиму. Да, Марк прекрасный отец, безусловно, но я не дала ему проявить самостоятельность в этом вопросе за все наши десять лет.
— Спасибо, — говорю я, и мой голос повисает над головами детей, витает в воздухе, пока не достигает ушей свекрови.
Шокирует, но Марк из мамы… не вырос. Нет, он не маменькин сынок, как раз наоборот, но она не превратилась для него во взрослого ребёнка, которому нужны помощь и опека, хоть и путалась иногда в телефоне и пускала вирусы на компьютер. Он уважал и её, и отца. До сих пор.
С того дня, как они помирились, эти люди опять стали его друзьями и партнёрами, а я-то думала, что они мерзкий народец, ни во что его не ставящий. Я когда-то очень удивилась, какие они на самом деле. И вот теперь эта женщина, с которой мы нашли общий язык спустя столько лет, увозила моих детей, а я пыталась в эти последние минуты с ней понять… что же, блин, она делала правильно? Почему её не боятся, а уважают. Она не сюсюкает с моими детьми, а если делает это мне в глаза, я знаю, это она насмехается надо мной. И с ней, как выяснилось, можно говорить и дружить. Мне становится стыдно за колючесть, закрадывается подозрение, что все эти годы я просто не давала нам подружиться, придумывая себе ветряные мельницы, и щёки краснеют.
Свекровь подходит ко мне и пристально смотрит в глаза, а потом вздёргивает одну бровь:
— Неля?
И мне хочется, чтобы она меня обняла. Я хочу узнать её поближе, сейчас, когда мы стоим в аэропорту и вот-вот попрощаемся. Мне становится страшно, что если не налажу отношения с Марком — больше не увижу ни его отца, ни его мать. И как когда-то давно, лет десять назад, скребут в горле и душат девчачьи слёзы.
— Ты какая-то бледная, — говорит Софья Марковна.
— Нет-нет…
— Как прошло с Марком?
— Никак, я сбежала.
— Почему?
— Мне нужно время.
И она кивает. Она кивает, и я снова стыжусь, видимо, краснею, и её взгляд ещё больше вцепляется в меня, но не осуждает. Я делала монстра из этой женщины. Сама. А сейчас хочу обнять.
— Ты справишься. Я позабочусь о детях. Егор…
— Вы уверены?
— Слушай, — говорит она и… берёт меня за руку. Смотрит на наши переплетённые пальцы. У меня смелый алый маникюр, а у неё аккуратный фрэнч. — Я знаю, что ты на меня обижаешься и считаешь, что я не люблю своих внуков, — говорит она так, что меня бросает в холодный пот, но хочу слушать дальше. Внезапно понимаю, что она чем-то на меня похожа. — Я не нежная бабушка, как и Максим не нежный дедушка...
Мы обе поворачиваемся к нему — он как раз закончил разбираться с билетами и теперь сидит напротив Егора и с серьёзным лицом ему кивает, слушая белиберду на непонятном выдуманном языке.
— …Но мы хотим этим детям лучшего. Всегда. И мы любим их, но не в наших правилах кричать об этом, и я смею предположить, что ты от нас в этом вопросе ушла недалеко. Не выдумывай. Мы не монстры.