Карлик кивнул и пропал.
Здесь, в зимнем саду, Аллочке мерещился сквозняк — и она думала, не стоит ли попробовать выйти на улицу. Она даже почти забыла о мече, но тут услышала негромкие голоса из зарослей белёсых кустов, похожих на тонкие кости, покрытые бледными листьями.
Аллочка замерла, превратившись в слух и почти не дыша.
— … очень эффектный артефакт, — услышала она уютный интеллигентский голос Никта. — Думаю, в будущем твоё служение будет… удачнее.
— Это почему, Тёмный мессир?! — раздался голос, который Аллочка не спутала бы ни с каким другим. — Шикарная же девочка?!
Никт ответил тёплым смешком.
— Ты только что создан. Ты не видел других… Ты очень хорошо сработал, но девочка, увы, довольно посредственная.
— Обижаете, мессир! — возмутился меч. — Самая отборная! Супер-экстра-люкс! Пишет дрянные книжки! Тупая, самовлюблённая, завистливая, тщеславная, жадная курица!
— Нет, — мягко возразил Никт.
— Что, не правда?!
— Правда, правда, но… Видишь ли, в ней есть… Мне не хочется тебя огорчать, но, по-моему, это душа. Живая. Девочка видит мой дом без морока. И, кажется, буквально слышит то, что я говорю. Такого я ещё не встречал.
— Не может быть! — заявил меч. — Ждать не умеет — подай ей всё сразу. На родню-друзей наплевала и не вспомнила. Гоблина предала. Лентяйка. Кроме тряпок, ничего не нужно. Где душа-то, блин?!
— Своего рода смелость… — задумчиво произнёс Никт. — Мораль… нет? Мне показалось, что там, в человеческом замке, она колебалась… Зачатки совести?.. любил же её этот гоблин…
— Ну, положим! — настаивал меч. — В кого только не влюбляются, были бы сиськи.
— Нет, — в голосе Никта прозвучала скрытая улыбка. — Не влюблён. Любил. Горский зелёный крысюк её любил. И ещё. Она не раздражала короля с королевой. Более того — она их смешила. Шутовка. Смешила. Ты скоро поймёшь, что смешные очевидно и определённо не подходят.
— Какие же нужны, мессир? — обиженно спросил меч.
— Никакие. Без самолюбия. Без совести. Без чувств. Видящие не человека, а титул. Другие артефакты доставляли мне таких — и я присоединил к Преисподней ещё несколько кругов. Этот мирок я превратил бы в адские джунгли… давно мечтал, это было бы так красиво! Смотри, тут всё отлично приживается: и обглодай-дерево, и душилки, и кровопойники… — в голосе Никта послышалась нескрываемая нежность. — Я бы устроил здесь дивный ботанический сад… впрочем, что ты можешь понимать в этом!
— Избранная должна отдать себя вам, мессир? — спросил меч подобострастно. — По доброй воле?
— Да, подходящая девочка из того мира… По воле? Какая у них воля… За тело. За статус. За власть. За золото. За возможность сводить счёты… Должна продать мне каплю себя, подписать договор собой, как полагается… Завистлива, ты сказал? Да, но не зла. Она мне ни на кого не пожаловалась. И здесь ей неуютно. Плохо. А должно быть очень хорошо.
— Это я виноват, — скорбно сказал меч. — Передавил. Мир спасать, мир спасать… да ещё подвернулся этот дурацкий гоблин…
Никт рассмеялся.
— Все они приходят спасать мир — в любой мир — и все его губят. Ну как они могут что-то спасти? Каждая такая девица превращает мир в кусок ада: круг скуки, круг унылой похоти, круг безнаказности, круг бессилия, круг мести… Ох, как им нравится убивать — тела или души, всё равно, главное — беззащитных. А эта? Была бы хоть совсем рохля… Но о гоблине не волнуйся. Гоблин всё равно, что мёртв.
Аллочка сжала кулаки до боли. Её щёки горели.
— Это опасно, мессир? — озабоченно спросил меч. — Я что-то забеспокоился за вас…
Никт впервые искренне расхохотался.
— Ты о том, что Избранная может убить Тёмного Властелина? Ну, это можно. Подменыша, пустышку, маску… иногда убивают. И сами становятся Тёмными Властительницами, адскими тварями, пьющими чужие жизни. Чтобы хоть одна из них убила по-настоящему, чтобы освободила такой мирок от влияния ада — такого ещё не было. Не тот типаж.
— Просто вы говорите — не подходит…
— Надо подумать, как её использовать, — весело сказал Никт. — Наверняка, у неё тоже есть нужный рычажок. Эта, кажется, не похотлива. Власть, наверное. Или тёмная романтика. Жалостлива? Заведём ей котёночка. Она тут ещё освоится, вот увидишь.
— А где она сейчас? — спросил меч.
— Бегает по дому. Может быть, где-то здесь, какая разница… Ни одна из них не может мне всерьёз навредить, так уж они устроены. Максимум, разобьёт что-нибудь… Однако, мне надо написать несколько писем. Уйдём отсюда.
Горячая слеза стекла по аллочкиной щеке и капнула на грудь. За последние четверть часа Аллочка узнала о вещах, которые не встречались в её книжках: о бессилии, ярости, жалости, жажде действия и о любви. И этого было слишком много для одной её.