– Это как у «Псов полуночи» поётся, – задумчиво сказала Верена. – «Лишив себя чувств к человеку, убьёт человека в себе…» Не помню, как там дальше…
– У этих финнов очень хорошие тексты, – кивнула Диана, провожая глазами стаю каких-то крупных птиц с белыми головами и длинными толстыми клювами, которые, тяжело взмахивая крыльями, медленно пролетели над самой водой. – Мне иногда даже кажется, что этот их солист что-то знает…
– Так ты их тоже слушаешь? – встрепенулась Верена. Потом снова приподнялась на локтях и азартно продолжила: – У меня все альбомы есть. Я послезавтра на концерт иду! Они в Берлин как раз приезжают на Хэллоуин. Хочешь со мной, Диан? У меня в том клубе приятель работает, я могу сделать тебе проходку…
– Как говорят здешние жители, «если бог захочет», – улыбнулась женщина. – Я подумаю, Верена. Давненько уже не развлекалась с молодёжью…
Глава 2
– Меня прислали тебя… – утробным низким голосом протянуло крысоподобное существо, цепляя лысой макушкой короб электропроводки под потолком, и вдруг, страшно захрипев и растопырив длинные и толстые, как древесные стволы, когтистые лапы, двинулось прямо на Колонеля.
На мужчину отчётливо повеяло запахом какой-то сырой гнили.
Их ещё разделяло несколько метров, но тварь выглядела настолько реальной, осязаемой и жуткой, что Колонель, не размышляя и даже не вполне отдавая себе отчёт в том, что именно он делает, стремглав метнулся в прачечную комнату, молниеносно захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной, шумно дыша в темноте. «Чёртово воображение, – стучало в голове. – Чёртовы нервы…»
Потом он зачем-то посветил фонариком себе под ноги. В щели под дверью показалась чья-то тонкая, словно хлыст, когтистая лапа…
Нет, померещилось.
«Что за глупости», – пересиливая себя, зло подумал Колонель, утирая тыльной стороной ладони выступивший на лбу ледяной пот. Он же взрослый мужик… он ведь войну прошёл, в конце концов! Как-то поздновато снова бояться чудовищ из подвалов, как в детстве, а? Подчинённые бы тебя на смех подняли, дружок…
Но сердце всё равно бухало оглушительно громко. И в левом подреберье отчётливо покалывало. Возраст, дьявол бы его побрал…
Электрический луч лихорадочно зашарил по серым кафельным стенам. Где же этот чёртов щиток… ага, вот ты где. Что же это с ним только что такое было, а?
– Сейчас-сейчас, – прошептал Колонель себе под нос, открывая широкую жестяную дверцу и по очереди щёлкая переключателями. – Вот ведь до чего стресс людей доводит…
Трубки дневного света под низким потолком ослепительно вспыхнули, заставив мужчину на секунду зажмуриться.
– Стресс… бессонница… – продолжил он уже громче, чтобы окончательно успокоиться.
В конце концов, никто сейчас не услышит, как он тут разговаривает сам с собой (даже если в доме и были «жучки», которые ещё не успели обнаружить безопасники, вряд ли кому-то могло прийти в голову устанавливать их в технических помещениях), так что стесняться было некого.
– А потом насмотришься такой вот рекламы в ежедневных трансляциях, и пожалуйста вам… уже чёрти что мерещится…
– Я не Чёртичто, я Бе-ерон, – скрипуче прозвучало сзади.
Мужчина рывком обернулся и с грохотом выронил на пол всё ещё зажатый в потной ладони фонарик.
В дальнем конце прачечной комнаты, удобно расположившись на широкой деревянной столешнице, уложенной поверх стиральной и сушильной машин, круглыми немигающими глазами на него смотрела кошмарная тварь, напоминавшая огромного многоногого тарантула с мощным, в человеческий рост, обезьяньим туловищем. Двумя многосуставчатыми паучьими ногами… это… зацепилось за серебристый змеевик отопления, тянущийся вдоль стены, а в передних многопалых лапах, покрытых редкой шерстью, оно зажимало двухлитровую пластиковую розовую бутыль стирального геля. Из бутыли капало, и только тут Колонель заметил, что кафельный пол под его ногами покрыт скользкими малиновыми пятнами, и понял, откуда шёл этот резкий химический запах, настигший его ещё в коридоре.
– Отдашь мне свои гла-а-азки, человечек, а? – проскрежетало существо, обнажая на перекошенной бульдожьей морде длинные тонкие шипы многочисленных зубов.
Потом оно поднесло бутыль к чёрным слюнявым губам, сделало большой глоток, выронило бутыль на пол – и вдруг резко перетекло-перебежало ближе, уставившись на него круглыми и выпученными, лишёнными век глазами с крошечными бисеринками непрерывно вращающихся зрачков: