- Масляна бородушка, шелкова головушка! - я полуобернулась к Ашкалунину!
После школы в подиумных туфлях я чувствовала себя уверенно, в своей летающей тарелке.
Папа часто повторяет заезженную фразу "чувствует себя не в своей тарелке".
Кто чувствует? Котлета? Повар?
- У кого масляна бородушка? - Серж машинально провел рукой по подбородку, искал масло.
Мы засмеялись, особенно громыхал Мечников.
Стёпа, если понимал шутку, полагал её смешной, то - берегитесь вековые дубы!
Хохотом жёлуди, как шапки посшибает.
Соловей Разбойник, наверно - дальний родственник Мечникова.
- Физрук без рук! - я продолжала вереницу шуток. - Сидит, сложа руки... рядом.
Он знает, куда руки деть.
В больнице ему руки пришьют, а мы скажем:
"Евгений Геннадьевич, у вас руки не из того места растут".
Рука руку моет. Без школы физкультурник, как без рук. - Я выговорила почти все, что знаю о руках.
Ирония солнечными лучами ласкала моё белоснежное идеальнее личико.
Осенние лучи не нанесут кофейный загар на лоб и нос.
Светит, но не греет.
- Дивные у тебя штаны, Кэт! - я рассматривала и не верила, что кожанные штаны живут своей жизнью, превратились во вторую кожу новенькой.
- Штаны? Да, штаны у меня удивительные! Ручная работа, единственный экземпляр!
И штаны, и рубашка дома кожаная, и жилетка - чертова кожа! - радистка Кэт произнесла в задумчивости, но не забыла перед погружением в мысли - щелкнула Ашкалунина пальцами по носу.
Никакого уважения к согнутому ухажеру.
Но, наверняка, радистка Кэт не считала Ашкалунина своих "ухажером".
Для неё парень нужен - бульдозерист без мозгов и без совести.
Ашкалунин от неожиданности и от боли взвизгнул по-девчачьи.
Но на комментарий не отважился, помнил волейбольный удар новенькой.
Если Кэт задумает сейчас дать пинка, то - прощай, Ашкалунин.
Передай привет ЮАРовским повстанцам.
Через Африку Ашкалунин перелетит после пинка радистки Кэт.
- Где вы тусуетесь после школы? - Кэт остановилась и смотрела в мои глаза, спрашивала только меня.
Мнение культуриста Мечникова и придворного Ашкалунина её не интересует.
Любопытно, замечает ли радистка Кэт, что Мечников и Ашкалунин - люди?
Или они для неё - уличные собачки?
- Специально мы не собираемся на тусовки, скучно у нас! - я съязвила, но никто не понял моей иронии.
Я вспомнила кадры из фильмов о Питерских тусовках: собираются на квартирах - поют, пляшут, сочиняют, курят траву, колются, при этом каждый - ЛИЧНОСТЬ.
Или долго "тусят" у подъездов, вылавливают рыбку в мутной воде.
Возможно, что и в Москве подобные тусовки - не редкость, а - норма послешкольной кокаиновой и марихуаной жизни.
Но это в ТОЙ Москве, а я живу в ЭТОЙ.
- Собираемся по общим делам: к Смирницкой в больницу заглянем, на кладбище ночью съездим проведать мертвецов и мраморного Ангела.
Времени свободного у нас мало, кто-то его сжирает.
- Времени мало? - радистка Кэт съежилась, лицо её позеленело, потому что слишком белое, когда еще белеет, то переходит в зеленую синеву. - Время - самое дорогое вещество во Вселенной.
Черти часто время воруют, а мы не замечаем.
- Черти - шутники и затейники! - Ашкалунин обозначил своё "я", шилом влез в ткань разговора.
Пытался понравиться загадочной тонкой Кэт.
- Иди к чёрту, пошути с чертом, Серж! - Кэт вертела на пальце колечко - тонкое, чёрное, наверно - низкопробное серебро. - Шутки с чертом заканчиваются головной болью и потерей времени.
- Чёртом, чёрта поминаете, а чёрт у вас в штанах спрятался! - вдруг, откуда ни возьмись, появился вездеход. О вездеходе я пошутила, вплёлся в пословицу, а вырос старичок - с шелковой бородой седой, даже не седой, а - сахарная вата.
Нос старичка - плюшка, глаза - сливы на выкате, вообщем, не пожилой пенсионер инвалид на заслуженном отдыхе, а - карамельная фабрика.
Старички в фильмах и книжках - добрые, учат детишек премудростям жизни, рассказывают о своих подвигах, а затем угощают конфеткой карамельной (карамелька стоит дешевле шоколадной конфеты и в кармане не плавится).
Обычно в обертке конфетки запутываются волосики, к карамельке прилипают табачные чешуйки, но конфетка - от чистого сердца, от всей души.
У старичка, который подошёл к нам и внимательно разглядывал только радистку Кэт, наверно, ни души, ни совести, ни карамельки в кармане, а - камень за пазухой.
Очень злобный дедушка, сразу начал плеваться, плевался не нарочно, а слюни вылетали между дырок во рту (когда-то на месте дырок красовались жемчужные зубы).
Пожилой гном потрясал белой тростью с черным набалдашником - орудием пенсионеров.
- Нарядилась на поминки! Совсем совесть молодежь потеряла.
Черту душу продали, а что получили взамен? ИЫЫЫЫХ!
Раньше за славу и за золото продавались чёрту - ни славы, ни золота от лукавого не получали, на то он и лукавый.
А сейчас просто так, за возможность покрасоваться, за пустой звук продаете душу!
Ни дна вам, ни покрышки.
А еще штаны надела!
- Что с ним сделать? - Мечников обращался не по инстанции (обращение по инстанции, значит - сначала ко мне, потому что я - командир).
Он спрашивал радистку Кэт; прощаю Стёпе мимолетное увлечение, потому что старичок нападал на Кэт, а не на меня.
Ашкалунин растворился в тумане, рядом, а не видно его, скромника.
Вроде здесь, но в конфликт не вступает, слился с воздухом.
- Пенсионер правду говорит, не трогай его, мальчик! - радистка Кэт, вместо благодарности Мечникову, обозвала его иронично "мальчик".
Да, он мальчик, но к литым стальным мускулам, квадратному подбородку, каменным плечам определение подходит меньше всего, это, всё равно, что меня бы обозвали штангисткой.
Радистка Кэт отодвинулась от линии плевков старика.
- За воротник на дерево, как четвероклассника не повесим почетного жителя города.
Правдив, но его правда мне не нужна.
Мы же не обзываем маньяков уродами, не называем умалишенных дураками или придурками, не смеемся над стариками, не даём им определение "старый пердун".
Он обозвал меня, и поделом мне, оттого, что старые люди видят глубже, чем молодые, потому что все старики - шахтеры.
Дедушка скушал гречневую кашку, или гороховую, запил кефиром, закусил соленым огурцом, и теперь в животе у него разгорается Революция.
Пламя Революции бьёт в мозг, оттого дедушка и оскорбляет девушку, а грязь на девичьей чести, всё равно, что нефтяное пятно на платье невесты. - Радистка Кэт отломила от липы веточку, помахивала перед собой, отгоняла брызги слюней старичка - так грибник отмахивается веером от комаров.
- ИЫЫЫЫХ! Нет на вас Инквизиции, ведьмы! - старичок бросил последнее оскорбление, вздохнул, выпустил пар из всех природных отверстий и сгорбленный пошёл от нас, словно взвалил на плечи наши несуществующие чугунные грехи.
- Я в качалку! - Мечников запрыгнул в автобус, помахал мне железобетонной рукой (поднявшимся ветром сдуло с мест двух старушек).
Слова "я в качалку" несли под собой зашифрованное послание:
"Я в качалку, Лён! Ты знаешь, только свистни - и я прилечу, как чёрный плащ!"
Я дожидалась своего автобуса, разглядывала комментарии на школьном заборе.
Афоризмов на заборе больше, чем у всех философов и писателей вместе взятых.
- Кэт, ты, где живешь? - я вытащила телефон; в нём помещается Мир.
- На Лесной, напротив кладбища! - радистка Кэт произнесла устало, в её голосе слышна безысходность работницы металлургического комбината.
Когда новенькая растеряла силу и бодрость?
На уроке физкультуры передала энергию мячу?