«Воистину он с ранней молодости стремился объять необъятное, чтобы затем воплотить необъятность в картинах, вмещающих всю вселенную», – пишет по этому поводу Феликс Розинер.
Моравские, Маркевичи…
В энциклопедических справочниках имя Евгения Моравского-Домброва – Эугениуш. В воспоминаниях Ядвиги Чюрлёните он – Домбров-Моравский, и – Евгений. Евгением называл его и Чюрлёнис, а еще – Генеком. Позволим и мы себе – для простоты чтения – называть его Евгением и наполовину «укоротить» двойную фамилию.
Евгений Моравский был высок – на полголовы выше Чюрлёниса, плотен, широкоскул, страдал косоглазием, и чтобы скрыть врожденный дефект, носил пенсне. Впрочем, известна фотография, где Моравский, в обнимку с Чюрлёнисом, без пенсне и без очков.
Очень скоро выяснилось, что у Чюрлёниса и Моравского много общего – как в мировоззрении, так и в стремлениях. Завязалась дружба, которую «действительно можно было назвать идеальной» (Ядвига Чюрлёните).
Отец Евгения, Аркадий Моравский-Домброва, в молодости, будучи студентом-медиком, принял активное участие в Польском восстании 1863–1864 годов[20], был дважды ранен, арестован и выслан в Сибирь на каторжные работы. По возвращении из Сибири ему было запрещено обучение в императорском университете и «пришлось выбрать другую профессию». В описываемое время он служил инспектором Варшавского порта.
Мать Евгения – дочь промышленника, грека по национальности.
Моравские-Домброва были люди состоятельные, все их сыновья могли позволить себе получить высшее образование. По настоянию отца Стефан, Станислав и Влодзимеж окончили Варшавский политехнический институт (основан в 1898 году) и стали инженерами-технологами. Только старший, Евгений, вопреки воле отца, – Варшавский музыкальный институт.
Аркадию Моравскому, человеку доброму, умному, практичному и предприимчивому, профессия музыканта казалась несерьезной.
– Подумайте только, о чем Генек думает! – возмущался он, когда старший сын еще только готовился поступать. – Собирается развлекать нас своей неудавшейся жизнью! В нашей семье появится граек!
«Граек» – сельский музыкант.
Евгений не стал «граеком» – стал выдающимся композитором и музыкальным педагогом. С 1908 года жил в Париже, где совершенствовался в музыке. (По какой причине он оказался в Париже – об этом ниже.) В Варшаву вернулся в 1930-м (Польша была уже самостоятельным государством), стал ректором и профессором консерватории.
Пока же Евгений Моравский-Домброва – соученик Чюрлёниса по Варшавскому музыкальному институту.
Справедливости ради следует отметить: все дети Моравских были творчески одарены. Стефан и Станислав не зациклились на своих технических профессиях – интересовались музыкой, литературой, изобразительным искусством, но серьезно занимались музыкой только Евгений и Влодзимеж, самый младший. Влодек (так его называли в семье и друзья), будучи студентом политехнического, и позже, став инженером-электриком, все свободное время посвящал музыке. Он тоже мечтал о Музыкальном институте – отец не позволил:
– Хватит с нас одного граека!
Влодек был моложе Константинаса на 11 лет, но они подружились и общались на равных. Вообще-то Влодек был дружен со всей семьей Чюрлёнис и не одно лето провел у них в Друскениках.
Ядвига Чюрлёните с благодарностью пишет, что Влодзимеж Моравский сохранил (и во время Второй мировой войны!) единственный рукописный экземпляр увертюры Чюрлёниса «Кястутис».
Чюрлёнис стал бывать в доме Моравских. Глава семейства просил, чтобы тот чувствовал себя у них как в родном доме. Он очень скоро выделил Чюрлёниса среди друзей Евгения – серьезен, скромен, талантлив.
Влодзимеж Моравский рассказывал Ядвиге Чюрлёните: «Друзья без слов признавали, что Чюрлёнис для них – авторитет. В нем таилась какая-то внутренняя светлая сила, которую другие ощущали интуитивно и которой подчинялись. Все мы чувствовали, что среди нас находится необыкновенный человек, отмеченный не только выдающимся интеллектом, но и огромной моральной силой».
Ядвига Чюрлёните при этом замечала, что брат ее «никогда не стремился стать центром внимания, первенствовать или навязывать кому-нибудь свое мнение». Она давала ему следующую характеристику: «Брат был человек живой, энергичный, открытый, сердечный. Говорил быстро. У него был ровный, мягкий и довольно сильный голос, он хорошо пел. Он был признанным авторитетом для своих многочисленных друзей. И в то же время был скромен в общении с людьми, не хотел выделяться. Был остроумен, обладал чувством юмора».
Остроумие, веселость Чюрлёниса и, прежде всего, исполнительское мастерство как музыканта проявлялись на вечерах, которые устраивались в доме Моравских.