Да и вообще веселым компаниям и праздному времяпровождению Кастукас предпочитал прогулки, преимущественно по окрестностям Варшавы. Любил гулять в лесу, по «диким», неблагоустроенным берегам Вислы. Он не расставался с этюдником и, когда был один, время от времени останавливался то тут, то там и делал карандашные зарисовки.
Компанию ему могли составить и кто-то из близких друзей. Тот же Евгений Моравский.
Природа располагает не только к философии, но и к откровениям.
В Лазенках на прогулке «под луной» приглушенный шум города, пробивавшийся и в глухие закутки парка, напомнил Чюрлёнису морской прибой.
– Генек, как жаль, что ты не знаешь, что такое море, – высказал он сожаление Моравскому. – Когда-нибудь море зазвучит в симфоническом оркестре в произведении, сочиненном мной.
– А я буду писать о человеке! – резко сказал Моравский.
– Писать о человеке – превосходная идея! – поддержал друга Чюрлёнис. – Но я буду писать о том, чего не в силах охватить человеческий разум, что может подсказать только интуиция.
– Как это? – остановился Евгений.
– Пока не знаю.
В один из досужих вечеров, показав Моравскому свои новые рисунки, Чюрлёнис поделился с ним тайной мечтой – учиться еще и живописи. Евгений встревожился – он испугался, что Кастусь (напомним: так звали Чюрлёниса варшавские друзья) перестанет серьезно заниматься музыкой, бросит институт.
Жизнь и судьба распорядятся так, что и Евгений Моравский, окончив Варшавский музыкальный институт по классу композиции, будет изучать мастерство живописи в Варшавской школе изящных искусств и впоследствии одновременно с музыкой станет заниматься живописью и скульптурой.
Перебираясь с семейством на дачу, Аркадий Моравский настойчиво предлагал Чюрлёнису:
– Молодой человек, вы непременно должны навестить нас в Закрочиме. И не раз! Сами убедитесь: Закрочим – один из красивейших уголков в окрестностях Варшавы. Там волшебные места!
При первом же посещении Закрочима Чюрлёнис убедился: старик Моравский прав – холмы, поросшие лесом, полого спускались к берегу Вислы, за которой до горизонта простирались луга и поля, и не преминул подтвердить:
– Действительно, места волшебные!
«Дачей» Моравские называли крестьянский дом, который снимали на лето. Дом был самый обыкновенный, а вот сад при нем – райский.
Моравские каждый раз везли в Закрочим пианино и фисгармонию. Евгений и Константинас в четыре руки, часто до позднего вечера, играли – симфонии Бетховена, Чайковского, прелюды и фуги Баха – из сборника «Хорошо темперированный клавир», по очереди – сонаты Скарлатти, произведения Тартини и Корелли. Исполняли и собственные произведения – и Константинас, и Евгений.
Влодзимеж Моравский вспоминал, как вместе с братом Станиславом они до полуночи слушали музыку, лежа на возу с сеном, а «звездное небо навевало волнующие мечты».
Вблизи Закрочима во время маневров стояли российские военные. Как-то вечером братья Моравские и Чюрлёнис, притаившись в леске, слушали доносившееся из лагеря пение солдат.
Чюрлёнис не сдерживал эмоций.
– Как трогательно! До слез! Какое прекрасное многоголосое пение! Восторг! – более своих друзей восхищался Чюрлёнис. – Чем отблагодарить «солдатушек – бравых ребятушек»? Угощу-ка я их папиросами.
И отправился на бивуак.
«Этот человек не для тебя!»
Марыля, Марыся, Маруся, Марийка… Возможны и другие варианты имени Мария. Марией звали первую любовь Чюрлёниса. Братьям Моравским она приходилась сестрой.
Получилось так, что Чюрлёнис впервые увидел Марию во время своего первого визита в Закрочим.
Мария была во дворе, когда во двор вошли Евгений и Константинас.
– Маруся, я приехал на каникулы. Как видишь, не один. Знакомьтесь, – моя сестра. – Повернулся к другу: – Кастусь… Прости, дружище! Микалоюс Константинас Чюрлёнис! Маруся, я пойду в дом, поздороваюсь с остальными, а ты… не дай моему другу заскучать с первых минут пребывания в Закрочиме.
Мария и Константинас, смущенные и растерянные, какое-то время стояли молча. Мария смотрела куда-то вдаль. Чюрлёнис прервал затянувшее неловкое молчание:
– Что видят ваши очи?
– Лес. Лес и… красоту.