Никогда больше она не пошевелится, никогда не заговорит.
И никогда больше не убьет. Цианидовый Убийца из Скемптона-он-си был мертв.
И остался лишь один ключ к разгадке этой смерти. «Левша».
Мистер и миссис Джон Калхэм — тихая, довольно меланхоличная, очень преданная друг другу пара — никогда ни с кем не говорили о Скемптонских убийствах, только друг с другом.
Поскольку для них это не был праздный вопрос о какой-то сочной сплетне и скандале. Несколько человек были мертвы и среди них — первая миссис Калхэм. А теперь и сам убийца…
Мерзкая миссис Кэмп — Цианидовый Маньяк — была мертва.
Ее муж умер «при печальных обстоятельствах» — задохнулся, подавившись крошкой хлеба, а окружающие восприняли это как шутку. Но он не шутил… задохнулся и умер.
Умер, оставив ее (уже, без сомнения, пребывающую в неуравновешенном состоянии) в ненависти ко всему миру, оказавшемуся неспособным спасти его.
Она вновь стала работать медсестрой и постепенно, годами, копила крошечные дозы украденного яда, пока у нее не оказалось столько, что можно было убивать, убивать, убивать….
Сначала она действовала осторожно, не заботясь, кто станет жертвой, не стремясь видеть его смерть в муках, чтобы отомстить этим за ту, другую смерть.
Бродяга, известный в районе, с рутинным набором привычек, свойственным такого рода бродягам, шлявшийся вдоль набережной, проверяющий урны в поисках еды.
И его убийца невинно уехала на день в Лондон…
И старая леди на празднике в саду, где добрая Кэмпи помогала старшей медсестре в палатке для отдыха.
И девушка в поезде, не заметившая в толпе вокруг буфетного прилавка небольшую фигуру рядом, покупающую такой же рулетик, как она сама.
И полковник, спешащий уехать от ее подруги и хозяйки подобной гостиницы, миссис Бойл, — во всеуслышание заявивший, что собирается отвести мать в следующую субботу на дневной спектакль. Поднос с чаем и хлебом с маслом оказался так к месту среди рядов партера в руках скромной маленькой женщины, которая после этого исчезла так быстро.
— Всегда хлеб, — сказала миссис Калхэм. — Всегда хлеб.
Никому, даже собственному мужу, не доверилась бывшая мисс Пратт, что озарение посетило ее, когда она — левша — резала тот хлеб.
— Интересно, кто-нибудь из нас, даже полиция, — размышлял мистер Калхэм, — догадался бы хоть когда-нибудь, не выкрикни она, умирая: «Левша»?
— Интересно, — кротко согласилась миссис Калхэм.
Потому что зачем говорить? Зачем говорить что-либо об этом — о том единственном моменте озарения, когда она, левша, резала хлеб.
О том решении за доли секунды, когда ей стал ясен весь план.
Если я крикну, не дам ей съесть горбушку и спасу ее? Но спасу ли я ее для веревки палача? А если ей удастся выкрутиться? Она девятикратная убийца. Разве это не высшая справедливость?
— Полагаю, она смелела с каждым убийством, — продолжал Джон Калхэм. — И, конечно, захотела видеть, как все происходит. Но если бы ты не оказалась левшой, убийства могли бы продолжаться. Только ломоть хлеба, — продолжал он, качая головой и признавая изобретательность убийцы. — И хлебный нож.
Невинный хлеб. Купленный открыто в пекарне, развернутый, нетронутый. Не резать его самой — передать кому-то еще, любому, не имеет значения кому.
И, конечно, нож, которым резать.
Все глаза устремлены на хлеб. Кто смотрит на нож?
Поскольку, если вы отрезаете хлеб ножом, покрытым ядом, — яд попадет на оба куска.
Но, конечно, если вы покроете ядом только одну сторону ножа, — это другое дело.
Вы держите нож в правой руке. Мажете ядом сторону лезвия, ближайшую к вам. Хлеб держите левой рукой, нож отрезает горбушку, на которой нет яда.
Но следующий кусок смазан ядом с ближайшей стороны лезвия.
К тому же нож после контакта с хлебом очищается, и теперь на нем нет и следа яда.
Все так блестяще, так надежно. За исключением того, что мисс Пратт оказалась левшой.
Таким образом, мисс Пратт взяла хлеб в правую руку, а нож — в левую, и отравленное лезвие оказалось рядом с горбушкой.
А миссис Кэмп потребовала горбушки, открыла свой улыбающийся розовый рот и погрузила белые зубы в белый хлеб, золотистое масло, бледно-зеленый салат и бледно-розовую ветчину со сверкающим жирком.
И спустя минуту, полную ужаса, длинная, мрачная сага о Скемптонских убийствах завершилась.
Перевод Н.Баженова
Опубликовано:
The Daily Sketch, Augustus 1958