— И чего же они там накопали? — Самобрехова взяла за рукав сценариста, отвела в сторону.
Они стали о чем-то тихо переговариваться, потом горячо жестикулировать. И, наконец, и оператор, оставшийся в одиночестве, и окружающие смогли услышать, о чем же шла речь.
— Ты педофил! — громко шипела Самобрехова.
— А ты — старая извращенка! — не оставался в долгу Грош-Ценаев.
Они расходились в разные стороны, потом, как магнитом, их притягивало обратно.
— Надо выработать общую тактику! — горячо убеждал Грош-Ценаев.
— Главное, как говорил мне мой знакомый судья, ни в чем не сознаваться, — поучала Самобрехова.
— Знать бы, в чем… — Грош-Ценаев чихнул.
— Правду скажешь… — усмехнулась Самобрехова.
— Щас…
Самобрехова глянула на часы:
— Ну, что, пошли…
— Время «Ч»… — сказал Грош-Ценаев.
Втроем они вошли в здание. Впереди — Самобрехова, за ней — сценарист, потом — оператор. В том же порядке появились и в кабинете, где их уже ждали Савушкин, Белозеров и Кошкин.
— Здравствуйте! — высокомерно произнесла Самобрехова.
— Здравствуйте, товарищи представители величайшего из искусств! — ответил Белозеров.
Приглашенные расселись на стульях.
Савушкин, как бы с радостью, узнал телегруппу:
— О, какая встреча! Летописцы героики лучших представителей трудового народа!
— О! Господин э-э… — отреагировала Самобрехова.
— Никита Алексеевич…
— Никита Алексеевич… значит, и вы здесь?
— Да, это мой второй дом. Тоже кручусь… Хотите заснять меня на рабочем месте?
— Мы как-то не планировали…
— Скажите, Юлиана, — перевел разговор в деловое русло Белозеров, — это ведь ваше кино — «Девочка на цепи»?
— Да-а… Да, и вот автор сценария перед вами Петр Грош-Ценаев, да и оператор наш Саврас… Так все давно и снимаем сплоченно… Это одна из наших лучших работ! А что?
— Сцену избиения и унижения девочки кто придумал? — резко спросил Савушкин.
— Конечно, сценарист, — поспешно ответила Самобрехова.
— Я не писал, что надо хлестать плеткой! — взвился Грош-Ценаев. — И то, что она говорит, что ее изнасиловали — тоже твоя идея!
— А, собственно говоря, что происходит? — возмутилась Самобрехова. — Знаете, какой крови стоил нам фильм, на канале столько придирок было… Но зато какой сумасшедший рейтинг был!
— Сумасшедший, говорите? — ледяным голосом произнес Никита. — А то, что ребенок получил сильнейшую психическую травму, ее буквально затравили одноклассники, называли «болонкой на цепи», и что она была близка к самоубийству — это вы знаете?
— Господи, ну почему мы всегда должны отвечать за каких-то уродов… — всплеснула руками Самобрехова. — Школа бы и разбиралась…
— Я так понимаю, к сценаристу вопросов нету? — вставил Грош-Ценаев.
— Есть! — Савушкин метнул взгляд в его сторону. — Когда вы выписывали этот мучительно долгий монолог для ребенка, о чем вы думали — о размере гонорара?
— Я думал о психологической и художественной достоверности! — окрепшим голосом парировал сценарист. — И вам не понять, каких мук стоит каждое слово и как полностью приходилось проникаться болью этой девочки!
— Одни страдальцы собрались… — Савушкин повернулся к оператору. — И вы тоже потерпевший на тех съемках?
— А мне чего: что сказали, то снимаю!
— Между прочим, мы получили письменное разрешение на съемки от ее матери, — вспомнила Самобрехова. — А почему сейчас такой интерес?
— Она была похищена, ее держали в подвале на цепи, возможно, убили, — мрачно ответил Савушкин.
В этот тягостный момент в помещение буквально влетел опер Андрей. В руках он держал кассету, которую подбросили на бордюр с запиской: «В уголовный розыск».
— Интересное кино нам прислали… — радостно сообщил он. — Дежурный с проходной принес.
Андрей подошел к видеомагнитофону и, прежде чем присутствующие отреагировали, вставил ее внутрь.
— Ты чего делаешь? — встрепенулся Савушкин. — Сейчас рванет — такое кино будет!
— Все нормально!
Он взял пульт, но Кошкин перехватил, неожиданно кнопка включилась, вспыхнул экран.
— Да не бойтесь, криминалисты проверили, — успокоил Андрей. — Я сам уже посмотрел… «Девочка на цепи — 2» называется.
Эта была копия такого же послания Маши, как Варваре и Курбану.
Савушкин хмуро усмехнулся, увидев хулиганистую девушку, стал по привычке тереть свой нос… Кошкин же и Ряхин по-простому заржали. Оператор Саврас тоже за компанию усмехнулся, зато режиссеру и сценаристу было не до смеху. Когда запись закончилась, Самобрехова вскочила.