— Двадцать пять пенсов.
— Но вы сказали, что столько стоят салфетки. А за объявление?
— Я прочла объявление. За него я ничего с вас не возьму.
— Но вы же таким образом зарабатываете на жизнь!
— Такой уж мой принцип. Я беру деньги за коммерческие объявления, но отказываюсь зарабатывать на чужом горе.
— В таком случае, мне остается только поблагодарить вас…
Я не смог договорить — боялся опять расплакаться.
Господи, да что это со мной делается? Совсем впал в старческое слабоумие, что ли? Куда девался прежний циник? Куда девался юморист? Черт бы побрал эту кошку!
В тот вечер я увидел черную кошку, которая сидела на стене моего дворика. Я выбежал из дома, но ее как ветром сдуло. Кто это был? Мне показалось, что она вдвое больше Цицы. Но, может быть, Цица поправилась? Может быть, она раздумывала, не вернуться ли домой, но убежала, вспомнив все те страдания, на которые я ее обрек? Кто знает?
Позвонил еще один приятель, выдал мне массу непрошеных советов и закончил рекомендацией: «Купи себе другую кошку».
То же самое говорили и многие другие. Мне был непонятен ход их рассуждений. Я вспомнил историю, которую слышал много лет назад про Дьюлу Чортоша. Это был великий актер, гигант будапештской сцены, но очень неприятный, неуживчивый человек, настоящий мизантроп, который любил только свою мать и свою собаку. С собакой он жил, а с матерью обедал каждую среду.
И вдруг его собака умерла. Он был убит горем. Человек, известный своим холодным сарказмом и полной бесчувственностью, плакал, как ребенок. На следующий день за обедом мать попыталась его утешить:
— Не надо так переживать, Дьюла, — сказала она. — Немного оправишься и купишь себе другую собачку…
Дьюла посмотрел на нее с ненавистью во взоре.
— А когда ты умрешь, я пойду и куплю себе другую мамочку!
Когда стемнело, я опять отправился на поиски Цицы. Меня тревожила ее судьба, но еще больше тревожила меня собственная глупость и сентиментальность. Я призывал на помощь доводы рассудка: «Меня меньше огорчило известие о смерти Б., чем исчезновение Цицы, потому что я точно знал, что Б. умер. Со смертью уже не поспоришь. А Цица, может быть, жива. Тут еще есть надежда».
И вдруг меня охватила ярость. Я впал в бешенство. Может быть, Цица почувствовала себя брошенной, но теперь-то брошенным чувствую себя я. Где же взаимная привязанность? Ну хорошо, она доказала, что я был не прав. Но если она жива, почему она не возвращается? Она-то мой адрес знает, а я ее — не знаю.
В четверг Мэй посоветовала мне поискать Цицу в южной части Фулема.
— Но она никогда не перебегала Фулем-роуд, — возразил я.
— В расстройстве могла и перебежать.
Я доверился интуиции Мэй и отправился на другую сторону Фулем-роуд. Возле фулемского парка я увидел двух молодых женщин, которые садились в «остин-мини». Я спросил их — без особой надежды — не видели ли они маленькую черную кошечку. Они проявили к этому делу живейший интерес. Нет, сами они черную кошку не видели, но несколько дней назад к ним постучалась девочка, которая ходила из дома в дом и спрашивала, не потерял ли кто-нибудь черную кошечку, которую нашла и принесла домой ее мать. Я не верил своему везенью. Нет, Мэй — просто прозорливица! Она послала меня на эту сторону дороги, и мой первый же вопрос принес реальные плоды. А чья это девочка? Нет, этого они не знают. Где она хотя бы живет? Этого они тоже не знали. У нее длинные черные волосы, и она наверняка живет где-нибудь неподалеку. Да-да, если они ее увидят или она опять постучит к ним в дом, они ее хорошенько расспросят и позвонят мне. Несомненно, Джеймс Бонд на основании этих сведений легко вычислил бы девочку. А мне оставалось только ходить из дома в дом, надеясь, что девочка была еще у кого-нибудь и что они знают, где она живет. Несколько человек вспомнили девочку, но, где она живет, не знал никто.
Одна женщина подала мне мысль:
— В парке сегодня детский праздник по случаю юбилея королевы. Может, девочка там?
Я отправился в парк, где праздник был в полном разгаре. Всем заправляла женщина в белом жакете. В данную минуту она загоняла детей на балкон, где их собирались фотографировать. Фотографирование заняло бесконечно много времени, но как только оно закончилось, женщина в белом жакете рассказала детям о моей пропаже и спросила, нет ли среди них той девочки. Ее не было.