Огромные затраты и заботы об устройстве дома, расположенном в живописном районе Рима, оправдались – всюду роскошь, удобство для работы и вообще для пребывания в нём. Палатинский холм утопал в зелени, по тенистым аллеям среди всевозможных цветущих кустарников и диких роз мирно прогуливались жители. Отсюда просматривались Форум, Капитолий и другие публичные места, дома представителей знаменитых старинных семей. Роскошное соседство грело самолюбие Марка от одного сознания, что он живёт среди римской аристократии. И надеялся жить счастливо и дальше…
Пока Марк занимался карьерой и политикой, он заметно отдалился от семьи, но только не от дочери Туллии. Любил её с появления на свет, называл нежным именем Туллиола и восторгался, наблюдая, как она вышагивает пухленькими ножками по дому, звонкоголосо смеётся и шалит. Он радовался каждому движению девочки, первым словам, проводил с ней досуг. Туллиола врывалась в кабинет отца, когда он что-то писал или читал, взбиралась на колени и дальше уже мешала работать. Он не сердился, слушал её лепет, нежно обнимал и целовал пухленькие щёчки, испытывая великое счастье. Как правило, в такие моменты оставлял занятия и занимался дочерью: рассказывал о Греции, о мудрецах, богах и героях мифов и легенд.
В его консульство Туллиоле исполнилось тринадцать лет. Она не оставила привычку приходить к отцу в кабинет, когда ей вздумается – сядет рядом и смотрит, как он работает или пишет письма. Она взрослела, и он читал ей уже не мифы, а стихи греческих поэтов или записи своих речей для предстоящих судебных заседаний, объяснял правовые казусы, случавшиеся в практике, при этом уверенный, что его речи недоступны детскому разуму. Если дочь заставала отца за письмом Помпонию Аттику в Афины, она требовала, чтобы он передал от неё привет. От подобных «выходок» отец приходил в восторг и умиление, с удовольствием исполнял любую её просьбу. И она его обожала, он казался ей самым умным, самым лучшим, самым необыкновенным человеком на всём свете.
Личиком, телосложением девочка была очаровательна, росла в родительской любви, с детства требуя к себе внимания и уважения – качества, свойственные знатным римлянкам. Марк непременно рассказывал друзьям при случае, что с дочерью забывает любые заботы, но никому не признавался, что, если ему приходилось оставлять Рим по делам дольше чем на один день, начинал тревожиться за её здоровье, мучился догадками и непременно грустил. По этой причине едва ли не каждый вечер писал письма «самой сладкой дочери», своему «солнышку», а наутро отправлял с рабом-посыльным, чего бы то ему ни стоило.
Желая дать дочери отличное образование, Цицерон нанимал учителей по всем наукам, обычным для римлянок, прививая восхищение и любовь ко всему прекрасному, знакомил с искусством Греции и Рима. Всё шло Туллии на пользу – у неё проявилось дарование отца «всё схватывать на лету». А ещё она не по годам проявляла необыкновенное остроумие, пробовала сочинять стихи о пастушках, овечках и нимфах. Помимо всего неожиданно увлеклась совсем неженским делом – атлетической гимнастикой. Отец нанимал дорогостоящего искусного тренера из греков, чтобы присматривал на занятиях, через день давал уроки. Со стороны любящего отца не существовало запретов или ограничений, он желал, чтобы дочь напоминала ему образованнейших афинянок, к примеру, Аспасию, супругу мудрейшего правителя Перикла. Он никому не говорил, но втайне мечтал увидеть Туллию среди ораторов или философов. Для этого имелось основание: жена Гнея, Помпея, музицировала, знала геометрию и «привыкла с пользой для себя слушать рассуждения философов». Дочь оратора, Гортензия, с кем Цицерон сражался в судах, произносила речи не хуже любого образованного римлянина. «…Я с каждым днём нахожу в Туллии всё больше своих черт, свои слова, свою душу», – написал он Аттику, не зная, радоваться этой схожести или огорчаться.
Теренция, наблюдая усердие супруга в воспитании дочери, в суть не вникала, но однажды спросила с раздражением:
– Приобщая нашу дочь к мужским занятиям, к чему ты её готовишь – к замужеству или к разврату?
Супруг «отразил нападение»:
– Теренция! Не покажись мне Ксантиппой, глупой и сварливой женой Сократа! А он говорил, что в семейном воспитании нет ничего более ответственного, чем образование самого себя и своих ближних. Я намерен обучать дочь не только грамоте и математике, но ещё сообщить целый ряд других знаний. К примеру, привить навыки к рисованию, помогающему определению физической красоты.