В природе существуют феромоны – особые запахи, воздействующие на эмоции, поведение и даже на обмен веществ у живых существ. Достаточно упомянуть ночных бабочек, способных «почувствовать» самку за многие километры. Учёные выявили некоторые из феромонных веществ – белую амбру, чёрный мускус, цибетин, а «феромон власти» остался неисследованным. Однако, судя по биографии героя произведения, именно под его гипнотическое влияние он и попал…
На всём пути преодоления служебной лестницы Марку Туллию Цицерону благоволила Фортуна, богиня удачи с повязкой на глазах. Она оберегала молодого адвоката от неприятностей, при великих потрясениях гражданского общества спасала от смертельной опасности. В гуще бурных событий гражданских войн линия жизни этого человека пересекалась с судьбами Суллы, Помпея, Цезаря, Антония и Октавиана Августа – главных «сотрясателей» республики.
К советам Цицерона прислушивались, просили поддержки, а он не мог определиться, с кем он, и бросал вызов всем, полагая, что его честности и добропорядочности хватит, чтобы сделать римское общество счастливым. Даже в изгнании своими призывами и увещеваниями он надеялся спасти республику, которая рушилась у него на глазах…
Удары молний поражают вершины… Марку Цицерону, по праву достигшему высоких государственных постов, в том числе почётнейшего титула «спаситель Отечества», изменило чувство меры – и Фортуна рассталась с любимцем. В конце жизни он напишет лучшему другу Титу Помпонию Аттику: «Слепа не только Фортуна, она подчас делает слепым и того, кого ей случается сделать счастливым…»
Глава первая. Растревоженный Рим
Лукуллов пир
Для Помпея дела на Востоке складывались настолько удачно, что о возвращении в Рим думать не приходилось. В затянувшейся военной кампании Рима против Митридата он получил то, чего давно желал – верховное командование армией. А первую победу одержал в военном лагере Лукулла, куда прибыл с посланием Сената о низложении полководца с должности командующего. Лукулл, получив распоряжение Сената, не мог понять, в чём его вина, упорствовал, грозил поднять мятеж верных легионов. Слава богам, вскоре покорился – но не молодому сопернику, а воле сенаторов, среди которых имел друзей.
Встреча Помпея с Лукуллом завершилась бурной пирушкой. Расстались без ожидаемого громкого скандала. Отставленный от командования армией на Востоке и в Малой Азии военачальник отбыл в Рим в сопровождении охраны, но унижения от Сената не забыл. А по отношению к «преемнику» чувство несправедливости тоже осталось, поскольку Гней Помпей незаслуженно отнимал у него все военные достижения, которых немало у Лукулла за восемь лет войны с Митридатом Понтийским.
И всё же полководец надеялся, что Сенат позволит римскому народу оказать ему триумфальные почести, поскольку он за это время присоединил к Риму огромные территории в Азии, переслал в казну бесценные трофеи! Но благодарности не дождался.
Причина скрывалась в противостоянии двух политических группировок. Для народной партии, популяров, он оставался ставленником Суллы Кровавого. К тому же не все военные трофеи отдавал в казну. Многое укрыл для личного обогащения, следовательно, прежний командующий – преступник, ему вместо триумфа положено уголовное преследование. Часть сенаторов требовала наказания Лукулла за ошибки в командовании, повлекшие ряд поражений в войне с Митридатом. В противовес оптиматы – сенаторы из аристократов – настаивали, чтобы Лукуллу позволили отпраздновать триумф.
На споры в Сенате и всяческие разбирательства в судебных комиссиях ушло почти три года, решения Лукуллу пришлось дожидаться в собственном имении за пределами Рима согласно заведённому предками порядку. И только в консульство Марка Цицерона на исходе третьего года неопределенности проблема для Лукулла разрешилась. Он получил согласие на триумфальные мероприятия.
Тысячи жителей с любопытством наблюдали за проездом боевых колесниц, захваченных войском Лукулла в сражениях с понтийцами. В цепях провели сотни плененных военачальников Митридата и союзных ему царей. По улицам Рима «плыли» на катках сто десять кораблей с металлическими носами. Чёрные рабы-силачи несли на руках золотую статую Митридата и осыпанный жемчугом его щит, ещё тридцать носилок с серебряной утварью и ещё тридцать две – с золотыми чашами, оружием и монетами. Завершали шествие сто сорок мулов, нагруженных кожаными мешками с золотом, серебряными слитками и монетами. С наступлением сумерек город озарили факельные шествия, а народ заторопился к столам, накрытым на всех площадях. Триумфатор не пожалел «ста тысяч амфор заморских вин».