— Рокоссовский мужик толковый, пусть руководит. А то, знаю я тебя, подсунешь ворошиловского выкидыша, он тебе наруководит с бутылкой водки в лапе.
Командовать стрелковым полком НКВД, на который ляжет основная тяжесть боёв оставили Черняховского. Апанасенко и его знал. А когда я сказал, что Черняховского предложил сам Рокоссовский, то заявил хозяину:
— С этими ребятами, считай дело сделано. Там, где они сидят, можешь спать спокойно.
Товарищ Сталин дал добро. Узнав, что я собираюсь с джаз-бандом в Молотовск, запретил даже думать о путешествии в Америку. Я возмутился:
— Нахрен ихняя Америка. Сыт ими по горло, до подбородка.
Выступаю столь натурально, что пожалуй, у Сталина закрались сомнения по поводцу моей искренности и Америки.
Но ничего, побродил по молотовским проспектам, театрам и филиалам Иллюзиона. Число амеров, желающих приобщиться к высокой культуре нижнего белья, достигло умопомрачительных значений, тем более за смешные деньги. Пришлось организовывать несколько филиалов. Посетил казино, осмотрел ринги и правила проведения боёв без правил. Везде нужен хозяйский пригляд. Надавал кому-то по морде, кое кого перевёл из руководителей в зеки, а зеков наоборот в руководители, надеясь, что осознали и больше не будут.
Отправил банду в Америку, сам устроился в самолёте и с разрешения самого отбыл в Хабаровск.
Главных фигурантов дела, товарищей Рокоссовского и Черняховского на этом же самолёте отправил к хозяину на инструктаж. Дескать тот обеспокоен и желает из первых рук узнать, на что мы способны.
Разрешил взять детей и жён, гулять по Москве с недельку. Затем самим возвращаться, а семьи как хотят.
В Хабаровске снегопад. Самолёты на аэродром садятся, но не взлетают. Аэропорт есть, а вроде и нет. Не успевают лопатами чистить полосу от снега. Почему они не используют лыжное шасси на самолётах Ан-2 и Ан-4?
Накрутил от души начальникам. В мороз и сильный ветер выгнал их на полосу, дал лопаты в зубы и объявил, — пока самолёты не начнут летать, с полосы не уходить.
Им хватило пары часов. Слежу за дураками с диспетчерской вышки. Один отделился от остальных и бежит в здание аэровокзала. Я обрадовался, там засада для сачков, что попытаются смыться. С удовольствием думаю, ну посажу. Привели болезного. То ли он, когда лопатой махал, сообразил про лыжи. То ли озарило, когда понял, что посажу, но выпалил: товарищ нарком, спешу сообщить, есть возможность самолёты поставить на лыжи, тогда снег убирать не надо.
Велел исполнять. Он не понял: что исполнять?
— Вы предложили самолёты ставить на лыжи? Вот и займитесь. Берите из тех, что с лопатами, нужных людей и оборудуйте самолёты.
Ещё через пару часов первый самолёт улетел, за ним потянулись остальные.
Побывал в штабе Дальневосточного фронта, переговорил с начальством. Большинство готовы закидать япов шапками. Но, я то знаю, как раз шапкозасиратели, чуть что, бросают подчинённых и драпают первыми. Спрашиваю о обстановке на границе, в голос вопят о преданности партии и товарищу Сталину.
Языков не знают. Нет, добавку к окладу за знание языка получают все, но, связать двух слов на китайском или японском не могут. Так и чешутся руки пересажать или по крайней мере, набить морду. Ох и нахлебает с ними комфронта полной чашей.
Шнек привёз на аэродром. Множество Ан-2 и Ан-4 взлетают и садятся на лыжах. На самолёте через пару часов был на месте.
Меня встретил самый главный по НКВД арестант Рокоссовский, главные по авиации и по бронетехнике НКВД.
Самый главный чем-то не доволен. В чём дело? Оказывается главные по авиации и бронетанкам НКВД не подчинились его приказу и прибыли на аэродром встретить начальство, несмотря на категорический запрет.
Не отходя от кассы взял трубку и попросил соединить с Ивановым. Доложил обстановку как есть и добавил:
— Считаю случаи неподчинения приказам старшего начальника недопустимым нарушением. Поскольку это Ваша номенклатура прошу разрешения на понижение в должности главных по телегам и по курицам до золотарей. Главного по скотному двору прошу перевести с должности золотаря на должность полноправного хозяина, чтобы исключить у работников даже мысль о неподчинении приказам.
Понятно, что разговор кодирован, если враг подслушает. Однако хозяин понял, что я хочу сказать и пытался возразить:
— Коней на переправе не меняют.
— Коней нет, а ослов в обязательном порядке.
— Хорошо, утверждаю.
Тут же на аэродроме переодел новых зеков в бушлаты. Знаки различия с них снял и отдал самому главному. Теперь он смотрится не ниже, чем генерал НКВД, по армейскому почти маршал.