– Как трена? – привычно спросил меня Ден, как всегда, в надежде услышать что-нибудь веселое из мира спорта. – Всех победил?
– Почти, – буркнул я, непроизвольно становясь темнее тучи.
Все оба соседа по комнате с удивлением уставились на меня.
– Расскажешь? – уточнил Серега, имеющий за плечами не единожды продемонстрированную мне школу дзюдо, и серьезно интересующийся спортом.
– Да нечего особо рассказывать! – отмахнулся я. – У тренера зам появился, я его потестировал немного. То ли он быстрый, то ли удачливый – не успел понять, как все уже закончилось.
– Ну, – успокоительно протянул Серега, – если это вышло у него случайно, то больше не повторится. Верно?
– Да уж я как-нибудь постараюсь! – подтвердил я.
– Кстати, что у тебя с телефоном? – уточнил Ден. – Мы оба тебе и писали, и звонили – глухо, как в танке.
– Блин! – еще больше расстроился. – Уже пару дней, как своей жизнью живет: и сеть есть, и сигнал хороший, и пишу с него и звоню, а вот входящие как будто на переадресацию куда уходят…
– Перезагружал? – уточнил Серега.
– Сегодня утром даже до заводских настроек сбросил. Как видишь, не помогло. Надо будет БУ-шный поискать по объявлениям, как деньги лишние появятся.
– О! – оживился Ден. – Как появятся, не забудь мне показать, а то я их – лишних – еще ни разу в жизни не видел!
– Обязательно, – наконец, улыбнулся я и уточнил у Сереги, – пересдача по философии послезавтра в силе, ничего не поменялось?
– Все еще хочешь побрыкаться ради стипухи? – уточнил тот. – Да, все, как обещала, в том же месте в то же время.
– Спасибо, – кивнул я, – да, выучил все до запятой, как она любит. Кое-что даже понял, но не факт, что правильно.
– Это хорошо! – одобрил Серега. – Если все поймешь, крышей, как она двинешься!
На том беседа сама собой и завершилась. Серега продолжил заливать в телефоне в своих бесконечных благотворительных каналах, Ден – что-то записывать в неизменный блокнот. Я же, сходил в душ (благо, день был не санитарный) и, справедливо решив, что утро вечера мудренее, лег спать.
А следующее утро оказалось более чем освежающим.
3
Когда-то давным-давно, года три или даже четыре назад, я случайно увидел один плакат. Собственно, и не плакат, просто лист формата А4, отпечатанный на черно-белом принтере. Надпись на нем гласила примерно следующее: «Когда я оказался на самом дне, снизу постучали…».
Хорошая такая жизнеутверждающая надпись.
Годы шли, я, уж было, совсем позабыл о ней, пока судьба этим утром не заставила почувствовать себя тем, кто «постучал».
– Роман, подождите меня, пожалуйста! – раздалось чуть ли не на весь первый этаж учебного корпуса.
«Может, все-таки не меня? – мелькнула упадническая мысль. – Не один же я Роман в этом здании».
Однако не успел я и пары шагов сделать, как почувствовал, что меня начало мягко тянуть назад. Поневоле пришлось остановиться и подождать настойчивую обладательницу звонкого голоса.
– Ну что же Вы?! – догнав, заглянула мне в лицо миловидная девушка с внешностью типичной отличницы. – Я ведь Вас зову!
– С какой целью? – холодно практически сквозь зубы процедил я.
Обычно этот вопрос, в купе с ледяными нотками в голосе и тяжелым взглядом, заставляют нежелательного претендента в собеседники удалиться. Но, то ли я мало холодка подпустил, то ли девушка оказалась морозостойкой.
– Я хочу Вам помочь! – проникновенно, возможно, даже слегка картинно произнесла она.
– И Вы туда же? – подавив тяжелый вздох, укоризненно полуутвердительно уточнил я.
– Представьте себе! И – уж будьте так любезны – верьте мне на слово: у Нас так принято.
Девчонка с такой значительностью произнесла это свое «Нас», что я таки не совладал с собой и на мгновение закатил глаза.
В тот момент я очень хотел ей сказать, где я этих «Нас» видел и в какой они все были обуви. И это были бы самые мягкие из выражений. Однако «отличница» выглядела настолько искренней в своем желании помочь, что пришлось волей или неволей сбавлять обороты.
– Прямо у всех: «у Нас», или только у светлой нашей половины? – с явной иронией поинтересовался я, хотя прекрасно понимал, что недовольство мое не по адресу.
Какое-то время девочка молчала, и в ее взгляде ясно читался укор. Там, во взгляде, еще много чего было, но всю остальную мешанину я разобрать не смог. А вот укор просматривался очень даже свободно. Хотя нет; кажется, он медленно, но верно начинал меняться на сочувствие.