Обсуждение возможностей, подобных информационным сообществам, убедительно доказывает общую пользу для общества, для всей жизни, которую может принести поворот цифровых экономических практик от извлечения прибыли к созданию коллективных благ. Цифровые экономические практики, которые свободно распространяют информацию среди многих и требуют взамен, чтобы любая последующая информация также свободно распространялась, предлагают значительные ресурсы для практик, которые ценят социальную жизнь во всех ее аспектах, помимо финансовых. Потенциал того, что в информационную эпоху информация будет доступна всем, одновременно и в полной мере, открывает возможности для радикальных перемен. Как же этот анализ соотносится с более широким пониманием обществ и их возможного будущего? В заключительной главе мы рассмотрим этот последний вопрос для понимания цифровых экономических практик.
Цифровые экономические практики и экономика
Цифровые экономические практики и капитализм
Капитализм - это слово, которое на этих страницах чаще всего отсутствует, чем обычно, при обсуждении цифровой экономики. Читая любое обсуждение цифровой экономики, вы, как правило, обнаружите, что "капитализм" повторяется, причем слишком часто так, как будто само собой разумеется, что он означает, и эта предполагаемая самоочевидность коренится в политике экономик. Означает ли капитализм предположение о том, что свободный рынок приносит все блага? Как очевидно при небольшом размышлении, не существует такого понятия, как свободный рынок, поскольку все рынки так или иначе регулируются, например, хотя бы для обеспечения частной собственности. Считается ли, что капитализм - это зло, разрушающее общество? В обществе все равно должен происходить обмен, и теория этого зла часто остается неустановленной во многих описаниях, а те, которые четко сформулированы, часто поддаются глубокой сложности, обычно более близкой к социально-экономическим системам начала XX века, чем к цифровой экономике. Капитализм" слишком часто становится не более чем бранным словом или призывом. В этой книге мы избегаем использования этого широкого термина, чтобы сосредоточиться на рассмотрении цифровых экономических практик в действии и последующем моделировании цифровой экономики. Теперь мы можем рассмотреть более широкое значение этих практик, в частности их зависимость от культур и коллективных действий.
Понять, что является новым, а что - прежним, не всегда просто. Например, рассуждая об аренде или эксплуатации в цифровой экономике, некоторые утверждают, что анализ коммерческих цифровых экономических платформ подтверждает марксистский анализ капитализма как эксплуатации, и нужен лишь небольшой шаг, чтобы утверждать, что здесь нет ничего принципиально нового. Выявление нового в цифровых экономических практиках не означает утверждения, что возникла совершенно новая экономика; аргументация здесь была направлена на явный отраслевой анализ, но, имея в руках конкретную динамику, мы можем теперь обратиться к более широким последствиям этих цифровых экономических практик. Хотя может показаться, что это исключительно экономический вопрос, я согласен с теми, кто утверждает, что социология, политика и культура необходимы для понимания экономики (и наоборот) (Piketty 2014: 32-3, 574-5; Du Gay and Pryke 2002; Hesmondhalgh and Baker 2013; Conor et al. 2015). Культура имеет решающее значение, поскольку цифровые экономические практики опираются на коллективную деятельность, даже на сообщества, а культурный и социальный анализ должен быть интегрирован с экономическим, чтобы увидеть весь масштаб такой экономической деятельности. Привнесение культурного и социального анализа в экономический развивается по нескольким направлениям, включая феминистский анализ важности домашнего труда и вклад тех, кто анализирует культурные и творческие индустрии.
Цифровые экономические практики создают и питаются коллективной деятельностью, теми видами обязательных групповых взаимодействий, которые создают сообщества, культуры и общества. Другие отмечают способность социальных медиа напрямую монетизировать социальные отношения, часто называя это прямой монетизацией человечности, жизни и эмоций (Stark 2009: 206-10; Dean 2012: 131-4; Zuboff 2019). Но социальные сети и таргетированная реклама - лишь один из примеров того, как цифровые экономические практики превращаются в индустрии красоты, удивления и печали, даже если они кажутся наиболее комментируемыми. Превращение всех видов деятельности в форму труда - это процесс, которым занимаются цифровые экономические практики. Этот процесс может превратить одни и те же события, одни и те же действия, совершенные кем-то, в досуг и развлечение для пользователя платформы, а также в информацию, которая приносит пользу платформе и которая фактически становится трудом для платформы. Свертывая деятельность в труд, критики свободного труда сами становятся теми, кого критикуют, превращая все, что каждый делает, в труд ради частной прибыли, оплачиваемый или неоплачиваемый. Если утверждается фундаментальное понимание того, что социальная, культурная и эмоциональная жизнь монетизируется, то это утверждение зависит от коллективной деятельности и социальных отношений, которые составляют и поддерживают жизнь, или, по Зубоффу, человечество. В таком случае важно понять эти процессы, не предполагая некой заранее заданной идентичности или человечности, потому что речь идет не о социальной, культурной и эмоциональной жизни как заранее заданной, а о том, как она формируется через деятельность и отношения, создаваемые и манипулируемые в рамках цифровых экономических практик.