Работа Андреевича также полезна здесь, поскольку он начинает с убедительных аргументов в пользу того, что эксплуатация существует в том, как у людей отбирают информацию, а затем агрегируют ее для целевой рекламы, которая, в свою очередь, приносит прибыль. Хотя многие видят в этом проблему конфиденциальности, Андреевич утверждает, что рассмотрение этой проблемы в рамках конфиденциальности имеет недостатки, которых нет у подхода, основанного на эксплуатации (2013: 150). Отсюда его путь: "В какой степени аналитические определения эксплуатации могут быть применены к неоплачиваемым формам участия, которые генерируют стоимость, присваиваемую теми, кто контролирует платформы, на которые опирается это участие?" (2013: 153). Однако чем больше Андреевич уточняет, каким образом процесс приватизации личной информации на цифровых платформах является формой эксплуатации, тем дальше он отходит от технического определения эксплуатации как извлечения прибавочной стоимости. Вместо этого он вновь подчеркивает важность момента отчуждения в эксплуатации - то есть момента, когда труд работника отнимается у него и представляется обратно как собственность владельца производственного процесса, - применяя это к присвоению информации: "Мы могли бы использовать обвинение в эксплуатации, чтобы подчеркнуть способ, которым захват личной информации обращает нашу собственную деятельность против нас самих" (2013: 157). Обвинение в эксплуатации здесь становится скорее обвинением в отчуждении, которое предшествует эксплуатации, понимаемой как извлечение прибавочной стоимости. Это ценный момент; как утверждает Андреевич: "Потенциальная польза основанной на эксплуатации критики онлайн-мониторинга заключается в том, что она предлагает нам переосмыслить вопросы индивидуального выбора и личного удовольствия в терминах социальных отношений" (2013: 161). Но она также вводит в заблуждение, поскольку требует предположить, что свободно предоставляемый досуг, такой как игры, поиск, размещение сообщений и так далее, является отчужденным трудом. Другие исследователи, представляющие разные, хотя и родственные теоретические рамки, утверждали, что между пользователями и владельцами информационных платформ, таких как Facebook или WeChat, существуют аналогичные отношения. Старк утверждал, что:
Поскольку гиперпредпринимательский капитализм ищет новые пространства для мобилизации творческой энергии "членов", социальные сети представляют собой попытку капитализировать не только пользовательский контент, но и личные контакты пользователей. Коммерческие социальные сети - это выражение многовековой динамики капитализма: все большая социализация производства в сочетании с приватизацией прибыли. Социальные сети становятся местом споров по поводу этой последней попытки коммодификации и интенсификации поиска ценности. (2009: 209)
Несмотря на разные концептуальные рамки, суть этого утверждения об информационном излишке схожа с идеей Зубоффа (2019) о поведенческом излишке. Я утверждал, что владельцы и контролеры информационных платформ получают информационный излишек, поскольку только они могут соотнести индивидуальную информацию, представленную им пользователями (Jordan 2015: 200-7). Ценность приведенных здесь подходов заключается в анализе природы любого излишка в связи со стоимостью, прибылью, эксплуатацией и их социальными условиями, и этот анализ, как и анализ ренты, кажется применимым ко многим стратегиям монетизации, рассмотренным ранее. Однако есть любопытное уплощение, когда анализ, особенно социальных медиа, может быть предположен как основа для определения общей формы когнитивного капитализма или, по Зубоффу, капитализма наблюдения. Это трудность, которая таится в подобных анализах - ощущение того, что они предполагают в своих исходных условиях эксплуатацию, которую они найдут в своих результатах.