Эти дилеммы повторяются в последующих описаниях свободного труда и цифрового труда, а иногда присутствуют в дебатах о нематериальном труде. Сборник эссе Шольца 2013 года, основанный на известной серии конференций, стоит как памятник этим интеллектуальным дилеммам, и каждый, кто его прочтет, может оказаться одновременно возмущенным эксплуатацией и запутавшимся в том, что означают свободный, трудовой и цифровой труд. Эссе Росса в этом томе признает основополагающее значение работы Террановы и утверждает, что "в большинстве уголков информационного ландшафта работа за гроши стала нормативной, и в основном потому, что она не воспринимается как эксплуатация" (2013: 17). Уорк выявляет ту же проблему в связи с компьютерными играми: "В таких играх, как популярная World of Warcraft, вы платите за привилегию трудиться, чтобы приобрести предметы и статус, которые лишь искусственно дефицитны" (2013: 70) - здесь приравнивание игры к труду утверждается беспроблемно. Статья де Косника называется "Фэндом как свободный труд" и утверждает, что "обильный вклад фанатов в Интернет можно рассматривать ... как труд" и что "фанаты ... не рассматривают свою деятельность как работу, которая добавляет или создает меновую стоимость (скорее, они думают о своих усилиях как о добавлении личной потребительской стоимости), и не ищут компенсации за свою деятельность" (2013: 99, 105). В том же сборнике Андреевич, Дин и другие аналогичным образом опираются на эпохальную работу Террановы, но при этом часто воспроизводят дилеммы согласования понятий "бесплатный", "оплачиваемый", "труд", "удовольствие", "деятельность" и так далее, уже сделав допущение, что деятельность в интернете - это труд. Те же дилеммы повторяются и в других работах о труде в цифровой экономике (Dyer-Witheford 2015: 91-3; Scholz 2017: 101-6; Massanari 2015: Ch 1).
Такой взгляд на труд оспаривается. Хесмондхальг отмечает интеллектуальное и моральное напряжение, связанное с приравниванием физического потогонного труда к деятельности в социальных сетях, утверждая, что некоторые представления о свободном труде являются "грубыми, редукционистскими и функционалистскими, полностью недооценивающими противоречия и борьбу в капитализме. Основополагающая, но недостаточно разработанная нормативная позиция заключается в том, что все время, которое мы проводим при капитализме, вносит свой вклад в огромную негативную машину под названием капитализм; ничто не ускользает от этой системы" (2010: 280). Основная проблема, которую выделяет Хесмондхальг, заключается в отсутствии эмпирической дифференциации между различными видами труда, игры и деятельности в различных контекстах культурных индустрий: если все стало эксплуатируемым трудом, то это означает триумф всеохватывающего цифрового капитализма, не имеющего ничего внешнего, поскольку все, что мы делаем, является трудом для капитала. Нефф опирается на эмпирическую работу, в которой она изучала практики информационных работников на Силиконовой аллее в Нью-Йорке. По ее мнению, работники полностью осознают финансовые риски и риски для здоровья, которым они подвергаются, и их привлекает работа над конкретными проектами, в командах единомышленников и квалифицированных специалистов, а также возможность получить вознаграждение в виде небольшого шанса на достижение крупного успеха (Neff 2012: 153-6). Она отстаивает идею "венчурного труда", утверждая, что работники рискуют своим рабочим временем в качестве спекулятивных инвестиций, вместо того чтобы инвестор рисковал своим венчурным капиталом. При венчурном труде риск, связанный с созданием и поддержанием компании, перекладывается с компании на работников. Дело не в том, чтобы восхвалять такой сдвиг, а в том, что он представляет собой другой и сложный взгляд на происходящее, а не огульный взгляд, основанный на эксплуатации свободного труда (Neff 2012: 160-2). И Хесмондхальг, и Нефф предлагают сложное описание того, что происходит в контекстах, где деятельность и труд не всегда сопровождаются оплатой.
Шольц развивает эти концепции, смещая акцент со свободного труда на встраивание идей свободного труда в концепцию цифрового труда. Он называет цифровой труд "набором видов человеческой деятельности, основанных на глобальных цепочках поставок материального труда; речь идет о человеческой деятельности, имеющей экономическую ценность и осуществляемой с помощью различных устройств на высокомонополизированных платформах в режиме реального времени в действительно новых и беспрецедентных масштабах" (2017: 6). Однако в рамках этого сложного описания цифрового труда остаются проблемы с пониманием деятельности, которая не является трудом и способствует созданию цифровых платформ. Шольц приводит пример низкооплачиваемых работников, которые создают золото в онлайн-играх, но при этом иногда уделяют время игре как игре в свое свободное время. Он утверждает, что "работа ради развлечения, игры и мошенничество в виртуальных мирах - все это скрывает в себе труд в играх, завернутый в идеологию игры" (2017: 40), добавляя позже, что "Вся жизнь стала источником прибыли... Самое значительное участие в современной цифровой экономике не является в первую очередь интеллектуальным; это сама жизнь" (2017: 144). В первом отрывке Шольц стирает разделение между работой и игрой, все становится работой, а во втором он стирает различие между жизнью и эксплуатацией. Хотя последнее является еще одной артикуляцией темы добычи социальности ради прибыли, дилеммы, связанные с различиями между трудом и другими видами деятельности, между оплачиваемым и неоплачиваемым трудом, между эксплуатацией и неэксплуатацией, остаются запутанными даже в этом сложном рассказе. Более того, в описаниях, где все становится трудом, мы видим капиталистическую мечту в действии - все, что делается, делается для капитализма, предполагая, что борьба и конфликт исключены.