В процессе формирования субъективности, соответствующей определенной цифровой экономической практике, в нее будут интегрированы различные виды расовых, половых, гендерных, классовых и "зеленых" субъектов. Это показывает пересечение форм власти в цифровых экономических практиках и ключевые способы, которыми они могут порождать расовые, гендерные и т. д. формы как через алгоритмы, так и через культуры. Здесь можно привести множество примеров, например, открытие того, что алгоритм Google, направляющий разные объявления о работе разным людям, чаще отправлял более высокооплачиваемые вакансии мужчинам, чем женщинам; или модели прогнозирования преступности, предсказывающие более высокий, чем нужно, уровень преступности в зависимости от расового состава конкретных районов; или кредитные схемы и страховые компании, автоматизирующие принятие решений с помощью алгоритмов, которые выявляют предпочтение белых мужчин или предполагают, что у женщин должны быть иждивенцы (Cossins 2018; Noble 2018; Eubanks 2018). Ни одна цифровая экономическая практика не будет безразлична к многочисленным центрам власти и эксплуатации в обществе, но будет модулировать, опираться и формировать себя вокруг (а также формировать) политики наших миров. Эти политики интегрированы здесь в первую форму причинности в цифровых экономических практиках, в которых деятельность трансформируется в соответствии с различными контекстами и значениями.
Первая форма причинности в цифровых экономических практиках заключается в том, как действие может формироваться и реформироваться в различных условиях и с различными значениями и использованием для различных акторов и актантов, не предполагая, что эти различные значения и использования могут быть согласованы в одном последовательном, едином моменте или действии. Нам необходимо определить, что вызывает создание действий и что они означают: что заставляет действия, характерные для конкретной цифровой экономической практики, формироваться в моменты красоты, социальности, коммерции, сексуальности, труда и т. д.? При изучении конкретной цифровой экономической практики важно проследить, как действия в этой практике многократно формируются с различными значениями и эффектами, не предполагая, что каждое действие или момент имеют единственное значение. Причинно-следственная связь действий и видов деятельности прослеживается в том, как труд, досуг, оплачиваемый и неоплачиваемый, игра и работа формируются вторично по отношению к первоначальной деятельности в рамках цифровой экономической практики.
Вторая форма причинности связана с информацией и является неотъемлемой частью рассмотрения того, что делается на платформах, как действий, которые являются скорее генеративными, чем полностью сформированными. Это информационные действия (Jordan 2015: 12-20), моменты, в которые генерируется и перемещается информация. Это, по терминологии Вудворда, воплощенные действия, потому что они воплощаются в пальце, постукивающем по телефону или планшету, в теле, сидящем за компьютером, в электричестве, оживляющем код, работающий в процессоре компьютера, в голосе в чате и так далее. Это не разделение на виртуальные действия без тела, действия материальны и воплощены, но, как утверждала де Бовуар, "тело - это не вещь, это ситуация: это наша хватка за мир и контур для наших проектов" (de Beauvoir 2010: 46; Woodward 2015: 145). Информация - это то, что создается и передается в эти телесные, материальные и аффективные моменты действия на платформах; например, информация в обновлении статуса, в размещенном видео или фотографии, в части кода и так далее. Ключевой причинно-следственной связью в отношении информации в цифровых экономических практиках является собственность. Какого рода собственностью является информация на платформе, и кто утверждает право собственности на эту информацию как на собственность?
Информация - это разница, на которую мы обращаем внимание, потому что у этой разницы есть контекст, который делает ее значимой среди огромного количества различий, которые предлагает любой контекст. Например, если у группы любителей загородных прогулок есть две карты, то разница между ними в том, что одну держит один человек в шляпе, а вторую - другой, без шляпы, что карты существуют в разных пространствах, связанных с разными состояниями шляп, не слишком комментируется . Но если на одной карте изображена пешеходная тропа, ведущая к обрыву, а на другой - нет, то это существенное различие, которое, скорее всего, будет воспринято как важная информация о планируемой прогулке. В любом контексте существует, по сути, бесконечное множество различий, которые могут быть значимыми, но информация возникает только из того различия, контекст которого делает его значимым. Поскольку информация возникает из "компетентного различия", она в принципе доступна одновременно всем, кто компетентен в данном контексте и в полной мере ощущает значимость этой информации (Jordan 2015: 12-18). Все участники прогулки могут посмотреть на две карты, и все могут обдумать полученную информацию, отметив тропу и утес, присутствующие на одной карте и отсутствующие на другой. Любое различие также является материальным: информация о прогулке доступна только тем, кто может видеть карты. Даже идея в чьей-то голове должна быть материализована в нейронах мозга. Возможность того, что все могут одновременно знать одну и ту же информацию и знать ее в полном объеме, что можно назвать одновременным полным использованием, зависит от того, как эта информация материализована. Рост цифровой информации, как изначально цифровой, так и массовая оцифровка уже существующей информации (например, музыки в обширных библиотеках iTunes или Spotify, или книг в Google Books), приводит к тому, что одновременное полное использование становится все более возможным благодаря возможности копировать и распространять оцифрованную информацию. Экономисты обычно рассматривают способность делиться информацией как недостаток, называя информационные товары "неривальными", которые должны стать конкурирующими, чтобы ими можно было экономически выгодно торговать. Причины, по которым информация становится нетривиальной или реализуется одновременное полное использование, лежат в основе процессов, превращающих информацию в собственность в цифровой экономической практике.