А вот как описывают очевидцы зальную премьеру фильма в нашем отечестве:
«В „Художественном“ на показе „Антихриста“ в рамках ММКФ критики тоже чуть не передрались. Половину времени зал хохотал как ненормальный — нехорошим таким, истерическим смехом. В первых рядах кто-то не выдержал: „Вы только не описайтесь там от смеха!“ В ответ зал радостно захлопал и захохотал еще пуще. „Покайтесь!“ — выкрикнули из последних рядов. И вот так оно и шло на протяжении 109 минут — наверное, самых трудных и неприятных минут экранного времени в истории кино».
Я намеренно отказываюсь от какого бы то ни было фабульного пересказа «Антихриста» — категорически не хочу портить впечатление от просмотра тем, кто фильм еще не видел и собирается посмотреть (а после прочтения культур-повидла, скромно надеюсь, посмотрит непременно). Скажу лишь, что в «Антихристе» представлена полная обойма «чернухи»: порнографические кадры (в хрестоматийном значении термина: изображение крупным планом гениталий в момент полового акта), трагическая смерть, затяжные моменты изысканного садизма (с подспудной пародией на круцификс) и не менее изысканного мазохизма (клитороктомия — тем, кто не знает значения, до просмотра фильма лучше и не смотреть в словаре).
В отличие, правда, от другого выдающегося деятеля современного «чернушного» кино — Квентина Тарантино — у фон Триера видеоряд не выводится из комикса (в силу чисто европейских, а не американских традиций), а потому не вызывает комического эффекта. То есть, когда в кадре у Тарантино мозги шлепают холодцом об стену, хочется смеяться — до того все понарошку и ничему не верится, зато когда у фон Триера заворачивают ручную дрель в ногу, неподготовленная публика искренне ойкает (или истерически хихикает, покусывая ногти — что передает точно ту же эмоцию растерянности).
Кроме «чернухи» художественная канва «Антихриста» переполнена до краев культурологической образностью, которая, собственно, и составляет основную привлекательность картины. Скажем, мне фильм фон Триера понравился с эстетической точки зрения именно этим постоянным вкраплением в аудиовизуальный ряд постановочных кадров, навеянных картинами Иеронимуса Босха, Брейгеля, Гойи и проч. и проч. Вся эта прелесть лежит буквально на поверхности и однозначно доставляет (удовольствие) любому стармладу: «Фильм неоднозначный, сложный и многогранный, в нем полным-полно символизма: букет, желуди, звери, статуэтки, лес, трава, дом, дерево, в общем успевай все это выцеплять взглядом и анализировать, но, честно говоря, хотелось бы вообще разобраться, что происходит и в какой мир ты попал» — искренне умиляется читатель на одном из кинофорумов Рунета.
Наконец, последнее, что лежит на поверхности — это мгновенно узнаваемая эстетика Андрея Тарковского, любимого режиссера фон Триера, которая полностью управляет хронотопом (пространственно-временной структурой) «Антихриста».[1] Тень «Сталкера» лежит на каждом втором затяжном вымученном кадре и если бы не сюжетная детализация, то «Антихрист» вполне себе можно было причислить к работам Мастера (для этого, правда, потребовалось бы незнание фильмографии Тарковского). На хронотоп, однако, грубо наложилась чуждая сюжетная детализация, что и отвратило от фон Триера ортодоксальных фанов: «Порнохоррор, порно-Тарковский, философское порно», — эстетика Мастера, как я уже сказал, лежит на поверхности, поэтому поминают ее в рецензиях всуе и не всуе.
Заключительный штрих типичного восприятия фильма фон Триера, достойный поминания перед тем, как мы перейдем к обещанным контекстам и мотивациям — это психиатрическая «пациентизация» режиссера: «По части откровений в фильме Триера ровным счетом ничего нет. И уж самое последнее дело искать какие-то смыслы в „Антихристе“, как не надо искать резона в галлюцинациях и бредовых речах пациентов психиатрических клиник. „Антихрист“ — типичный пример искусства, рожденного где-то в глубинах сознания и вывернутого вместе с блевотой на свет Божий. Своего рода психотерапия. Клин клином. Мрачный взгляд художника видит в мире лишь глобальное уродство, и любопытно наблюдать, как под этим взглядом то, что казалось нам милым и жизнеутверждающим, трансформируется в парадоксальные физиологические отклонения».