Конкретной числовой меры уникальности так не получить. Однако всё-таки выстроить отношения «более-менее» — с трудом, но можно.
Но всякая ли неповторимость объекта делает его по-настоящему уникальным, обладающим этической ценностью? Возьмите пригоршню внешне одинаковых монет и детально исследуйте их структуру. Наверняка выяснится, что, хотя все эти монеты изготовлены на одной форме, по одному образцу, между ними есть множество мелких отличий, например связанных с распределением дефектов поверхности и кристаллической решётки металла. Это следствие шума, стохастических эффектов при производстве и использовании этих монет.
Значит, для нас ценна не всякая неповторимость. А какая всё-таки ценна?
Версия ответа, которую мы с Мариной Кравченко дали, придумывая концепцию, которую назвали РПЭ — рациональной природоохранной этикой, такова.
Истинная, этически ценная уникальность возникает в результате творчества.
А что такое творчество? «Продуктивная форма активности и самостоятельности человека». А труд штамповщика, выпускающего монеты на монетном дворе, является творческим? В типичном случае, вероятно, нет.
Недолгий поиск в Сети позволяет найти множество определений понятия «творчество». Многие из них противоречат друг другу. Большинство (на мой взгляд, напрасно) связывают это понятие исключительно с деятельностью человека. Но я в своих рассуждениях использую следующую мысль.
"Творчество в прямом смысле есть созидание нового. В таком значении это слово могло бы быть применено ко всем процессам органической и неорганической жизни, ибо жизнь — ряд непрерывных изменений и всё обновляющееся или вновь зарождающееся в природе есть продукт творческих сил. Но понятие творчества предполагает личное начало — и соответствующее ему слово употребляется по преимуществу в применении к деятельности человека".
- Брокгауз и Евфрон
Итак, чаще понятие «творчество» применяется к нашей деятельности, но очевидно, что оно находится в родстве с естественным процессом развития жизни.
Я думаю, что фразу о создании человека по образу и подобию Божию следует понимать, опираясь в первую очередь на представление о Боге как о Творце. В нас есть та творческая способность, которая находится в тесном родстве с силой, создавшей наш мир. Конечно, научное изучение этого творчества в отношении «всех процессов органической и неорганической жизни» сделало ссылку на Бога необязательной для их понимания. Это не Бог создаёт нас по своему подобию, это мы конструируем его, персонифицируя ту творческую способность, проявления которой мы видим в мире вокруг нас. Как отразить в нашем восприятии нашей жизни эти подобия? Можно верить в Бога, которого мы можем познавать благодаря собственной способности к творчеству. Можно чувствовать себя частью этого мира, результатом той самой эволюции, которая создала его уникальные черты и сама отражает её способность к сотворению нового...
Я отвлёкся. В любом творчестве есть основа, вполне логично детерминированная внешними обстоятельствами — теми рамками, в которых оно происходит. Но, вероятно, мы ценим результаты творчества не за те его результаты, которые были однозначно предопределены.
Итак, непредсказуемость (точнее, неполная предсказуемость) — важнейшее свойство творчества. Вопрос о том, предсказуем ли мир (и возможен ли демон Лапласа), — сложная тема, в которую я не хочу сейчас углубляться. Похоже, на квантовом уровне мир действительно непредсказуем; похоже, эта непредсказуемость прорывается и в человеческом поведении, несмотря на всю его детерминированность внешними обстоятельствами.
Музыка Вивальди детерминирована его эпохой, его верой, стилем жизни Венеции XVII-XVIII веков, тогдашним уровнем развития композиции и музицирования. И всё равно, сколь бы глубоко мы не учли эти обстоятельства, останется несводимая к ним часть, являющаяся порождением уникальных свойств личности создателя этих произведений. Именно эта, живая, непредсказуемая часть музыки «рыжего священника» сделала самого Вивальди бессмертным, именно она позволяет сегодняшнему слушателю ощутить движения души человека, жившего три века назад.
Старшим современником Вивальди был Томазо Альбинони. В его музыке слышно многое из того, что отразилось и в музыке Вивальди, но есть и своя волна, отпечаток другой уникальной личности. Кстати, и Вивальди, и Альбинони не повезло. Вивальди сейчас знают прежде всего как автора четырёх «Времён года» — прекрасных, но чрезмерно заигранных скрипичных концертов, забывая об иных не худших (а иногда, по-моему, и лучших; чего стоит хотя бы предпоследний концерт из 11-го сочинения, RV 202; в наиболее нравящемся мне исполнении три его части разбросаны здесь). Но Вивальди хотя бы действительно сам писал эти концерты...