Означает ли справедливость последнего столбца, что с усыновлением все было хорошо? Конечно, нет. Раз я уж взялся цитировать «Новую газету», добавлю ссылку еще на одну статью из этого источника. Проблем много, но решать их надо не запретом усыновления, а иными мерами (какими – отдельный разговор).
А как с альтернативной, первой версией? То, что ее сторонники не приводят никакой вменяемой статистики, – весьма красноречивый сигнал. Я предполагаю, что такая оценка ситуации – или осознанная ложь, или слух, поддерживаемый испуганными и неинформированными людьми. Как называть то, что недалекие испуганные сограждане передают друг другу? Страхами, вирусной дезинформацией. Некоторые из этих страхов специально запускают в оборот циничные лжецы-манипуляторы. Часть таких страхов возникают сами по себе в среде, оптимизированной для их передачи.
Вам приходилась слышать, как визжит звукоусиливающая система, состоящая из микрофона, усилителя и колонок? Причина – в обратной связи. Произведенный колонками звук улавливается микрофоном, усиливается и подается на вход колонок. Каков бы ни был начальный сигнал, запустивший эту реакцию, система начинает транслировать звук на той частоте, для которой коэффициент усиления оказывается наибольшим. Мы слышим то, что воспроизводится лучше всего!
Что нужно сделать, если колонки завизжали? Выключить систему или снизить ее чувствительность на входе, а может быть, даже включить фильтр, убирающий ту частоту, которая воспроизводится с усилением.
Я тут в сторону ушел немножко… Скажу одно: я уверен, что те системы передачи информации, которые лучше всего воспроизводят страхи, приносят вред; их работу надо корректировать (как именно – опять-таки, отдельный большой разговор).
Вернемся к проблеме усыновления. Я убежден, что если можно установить, что действительности соответствует первая оценка ситуации и не соответствует вторая, мнение людей из групп A и B учитывать не следует, как сформированное на неверных предпосылках. Что получится? Поскольку D>C, при таком подходе запрет усыновления является антидемократическим.
Можем ли мы исключить из рассмотрения группу C? Нет. Разница между C и D отражает различие мнений. Может быть, не только его. Может быть, люди из категории C имеют какие-то извращенные представления о другом аспекте действительности, и их выбор определяется этим. На самом деле, аргументы людей из группы C нуждаются в особенно внимательном анализе. Но аргументов там может и не быть: человек может поддерживать его, потому что ему это было предписано, или потому что получит выгоду от его реализации.
Фактически, я считаю правильным не учитывать мнения, основанные на искаженной картине действительности. Оскорбительно ли это для их носителей? Оскорбительно. Это вполне полноценные люди, только обманутые (или самообманутые!). Однако учет мнения, основанного на обмане, ситуацию не исправит. Единственный выход – донесение до граждан понимания ситуации, которое соответствует действительности.
Как назвать такой анализ, который я только что провел? Это не всеобщая демократия. Назовем его, условно, учетом обоснованных мнений. Мне приходилось писать, что смысл демократической процедуры – учет независимых мнений. В эпоху становления демократии независимых мнений можно было ожидать от свободных и обеспеченных людей, а сейчас – от адекватно информированных. А вот системы промывания мозгов и распространения дезинформации обеспечивают «демократическое» ущемление свободы.
Технологически учет обоснованных мнений, основанный на предложенном здесь подходе, проводить очень тяжело. И дело не в возможности довести такой подход до абсурда: «Какие взгляды на архитектуру может высказать мужчина без прописки?» (© М. М. Жванецкий). Непонятно, как можно было бы регламентировать учет обоснованных мнений. К примеру, эксперты, которые будут определять, чье мнение стоит учитывать, а чье – нет, приобретут колоссальную власть.
Еще одна сложность заключается в том, что не во всех случаях можно однозначно установить, какая из версий соответствует действительности. Возьмем, к примеру, оценку наследия И. В. Сталина, важную для принятия решения о проблеме Волгограда/Сталинграда. Одни вспомнят о миллионах невинных жертв, другие – будут настаивать, что жертв было намного меньше, и это были враги. Первые вспомнят просчеты, приведшие к катастрофе 1941 года, вторые – назовут Сталина архитектором победы. Сталинская статистика и статистика западных стран будут свидетельствовать о разном. Продолжать не буду, принцип понятен. Впрочем, в таких случаях можно было бы считать, что необходимой для принятия решения информацией владеют те, кто выслушал аргументы обеих сторон – как это делают, например, в суде.