Кесеи, возмущенный неверием обывателей и — пуще того — их отказом от жертвенной судьбы, вспоминает про Пятую Печать Апокалипсиса и решает исполнить волю Божию и произвести «свидетельство» от имени тех самых душ убиенных мучеников. То есть попросту говоря, сдать своих недавних собутыльников в тайную полицию по доносу в неблагонадежности и нелицеприятных высказываниях о власти.
На следующий день всю честную компанию уводят под белы рученьки прямо из трактира в местную тюрьму. Часовщика, книготорговца, столяра и трактирщика всю ночь смачно пытают и избивают, а под утро предлагают сделку, которая по мнению главного идеолога местных палачей должна окончательно сломить их волю к противостоянию властям. Друзей приводят в камеру, в которой висит, распятый на цепях, молодой подпольщик, взорвавший оружейный склад, и предлагают каждому подойти и отвесить «террористу» две пощечины, после чего спокойно разойтись по домам.
Трактирщик Бела кидается на мучителей с кулаками и его расстреливают. Столяр Ковач хочет ударить мученика, но не в силах поднять руки, и его уводят для продолжения пыток. В книготорговце Кираи неожиданно пробуждается героизм и он отказывается поднимать руку на «Иисусе». И только интеллектуал Дюрица находит в себе силы дать «Иисусу»-подпольщику пощечины, после чего его отпускают.
Оправданием поступка Дюрицы, по мнению кинокритиков (да и зрителей тоже), должно служить то обстоятельство, что он тайно и с риском для жизни укрывает в своем доме детей, чьи родители сгинули в застенках тайной полиции. Если бы он не ударил «Иисуса», его бы также казнили и тогда его семья и спрятанные в доме дети не смогли бы выжить.
Такое вот получилось у Фабри Золтана тонкое издевательство над ограниченными возможностями человеческой морали. Издевательство это, однако, иллюзорное. На мой взгляд «Пятая печать» говорит лишь об одном: никакой нравственной дилеммы, на самом деле, не существует. В реальности есть лишь два жизненных пути, которые никак между собой не пересекаются: путь мирского блага и путь духовного совершенствования. У каждого из них — собственный набор ценностей, собственные морально-этические императивы, собственные приоритеты и собственная модель поведения. Вопрос «плохо или хорошо» вообще не ставится. Мир не плохой и не хороший, он просто дуалистичный и между его плоскостями нет никаких точек соприкосновения.
Косвенная подсказка к дуалистичному прочтению послания «Пятой печати» скрывается в настойчивом повторении по ходу развития сюжета того обстоятельства, что правитель-тиран Томоцеускакатити искренне не ведал зла в том, что творил! Его не мучили угрызения совести, потому что по законам общества и законам государства власть и право выбора принадлежит тем, у кого есть сила и деньги. Таковы правила игры, поэтому все претензии нужно направлять не к тирану, а к обществу, которое эти правила принимает и на них ориентируется в своей деятельности.
Путь духовного совершенствования — это совершенно иная стезя. Со своей своеобразной логикой и моралью. Совершил ли преступление фотограф Кесеи, сдав знакомых тайной полиции? В рамках своей парадигмы — пути духовного совершенствования — конечно не совершил. Наоборот, от сотворил благо: с одной стороны от ответил на воззвание к справедливости и мести душ убиенных мучеников, с другой — вывел четверку мещан-обывателей из привычного им мира мирских благ и поместил их в декорации альтернативной реальности, напоминающей обстоятельства, в которых регулярно оказывались первые христиане в Риме.
Зачем нужны эти декорации? Как зачем?! Для того, чтобы «защитить веру», «подтвердить свой духовный статус», «утвердить приоритет души над телом». Это всё — в представлении Кесеи, обитателя параллельной реальности с ее приоритетом духовного совершенствования.
А как выглядит ситуация глазами обитателей мирской вселенной? И тут-то и выходит конфуз, разрушающий всю стройность конструкции, которую мы только что возвели, пытаясь не сойти с ума от вызовов «Пятой печати»!
Дюрица дает пощечины «Иисусу», потому что у него есть Суперпрагма — Высшие Мотивы, способные дать оправдание любым нравственным падениям. Суперпрагама — это мотивация для придания сомнительному в нравственном отношении поступку конечной целесообразности. Лучший пример суперпрагмы, который сейчас мне приходит в голову, — это «спасение отряда от верной гибели», которым руководствуется командир Левинсон («Разгром» Фадеева), отнимающий у корейца последнюю свинью и, тем самым, обрекая его семью на неминуемую голодную смерть!