Если мы сочтем, что наиболее адаптивной является та картина мира, которая легче всего распространяется среди доверчивых людей, мы скатимся к той или иной версии «вирусов мозга» (© Ричард Докинз). Если мы решим, что адаптивная картина мира — эта такая его модель, принятие которой с наибольшей вероятностью обеспечивает максимально долгое существование человечества, наш выбор будет совсем иным. Вы догадались, какой вариант из двух названных представляется мне предпочтительным?
Обратите внимание: сами критерии для выбора более адаптивной картины мира оказываются зависимыми от этой картины! Это означает, что в одном случае, при одних начальных установках, оптимальной окажется одна картина мира, а в другом — иная. Вам это не нравится? Ничего не поделаешь…
Делая этот выбор для себя, я ищу такую картину, в которой наиболее осмысленным является феномен науки. Кто-то другой предпочтёт решение, при котором те из любимых близких, с кем его разлучила смерть, пребывают с благим Богом.
«— Наш раввин каждый день разговаривает с Богом! — Откуда вы знаете? — Об этом говорит сам раввин. — Да он лжет! — Как может лгать тот, кто каждый день разговаривает с Богом?»
И та и другая позиция вполне логичны. Выбор между ними зависит от того, что мы ищем: честное описание действительности, утешение или что-то еще.
В зависимости от того, что ищем, от того, какие задачи пытаемся решить, мы выбираем те или иные исходные предположения, на которые будем опираться. Вслед за Александром Павловичем Расницыным для их обозначения можно использовать термин «презумпции».
К примеру, Александр Павлович предложил комплект презумпций, на которые опирается его наука — палеонтология. Эти предположения, принимаемые «по умолчанию», Расницын не придумал: их нащупала сама наука за века своего развития. Осталось только осознать их и выразить в явном виде.
Мы принимаем какие-то презумпции не потому, что можем их доказать. Возможна ситуация, при которой нам придётся от них отказаться. Мы опираемся на них только потому, что они позволяют нам находить решения тех задач, которые стоят перед нами. Эта логика работает как для тех, кто не верит раввину из процитированного анекдота, так и для тех, кто ему верит. Всё остальное — самообман, как это стало ясно ещё Юму.
Вы ещё не вспомнили барона Мюнхгаузена, который сам вытаскивает себя за волосы из болота? Да, не имея «внешней» опоры, наука может найти основание в себе самой. По-моему, не столь уж плохое решение.
Мы не можем доказать, что за нашим восприятием стоит целый мир. Все, что нам подвластно, — установить, что мы лучше адаптируемся, если моделируем этот мир, основываясь на предположении, что он существует. И перед нами открываются неограниченные возможности совершенствования наших моделей…
Голубятня: Jagal — акт убийства
Сергей Голубицкий
Опубликовано 07 сентября 2013
Сегодня мы поговорим о совершенно невероятном фильме. Фильм документальный, однако с учетом его психологического воздействия на зрителя можно смело говорить о рождении совершенно нового жанра. Я даже не рискну определять этот жанр или придумывать для него оригинальную терминологию, потому что все равно так вот, с ходу ничего путного не получится.
«The Act Of Killing» («Акт убийства», «Jagal» на языке бахаса) был снят в 2012 году Джошуа Оппенгеймером, о котором я могу сказать с достаточной степенью осмысленности, что он родился в Техасе и окончил Гарвардский университет. Все прочие попытки детерминировать Оппенгеймера лишь заводят в тупик: американо-британский режиссер еврейского происхождения, проживающий в Дании.
Как бы там ни было, Джошуа Оппенгеймеру удалось подложить не только под западную цивилизацию, но и под весь род человеческий самую чудовищную бомбу, какую мне только доводилось видеть в истории. Во всяком случая я не встречал ничего более ошеломляющего, обескураживающего и разрушающего абсолютно все сложившиеся в жизни стереотипы.