Ситуацию объяснил профессор Лестер Туроу из МТИ, известный даже сотрудницам служб эйч-ар, в прошлом кадровичкам, по своей «пирамиде потребностей». В работе Thurow L. The Failure of Education as an Economic Strategy. — «The American Economic Reiew», May 1982 он детально описал провал экономической стратегии, инвестирующей в выделенный им же «человеческий капитал», то есть во всеобщее образование. В более поздней работе Thurow L. The Zero-Sum Solution. L., 1987 Туроу показал, чего же не хватало США для того, чтобы массовое образование становилось капиталом, приносящим плоды на производстве.
Так вот, этим чем-то оказалось сельское население, притекающее в город. Выросшее в условиях натуральной экономики (денежные расходы родителей минимальны, не покупаются ни памперсы, ни детский корм, а рыночная игрушка — редкость, служащая поколениям), привыкшее к труду с зари до зари, именно оно образовывало марксов пролетариат. И в СССР именно оно обеспечивало бурный рост промышленности во время индустриализации, именно оно трудится сейчас в Индии и Китае. Кончились крестьяне и в России и в Штатах — перестало расти и производство.
Только вот янки сумели воспользоваться своим положением на вершине пищевой пирамиды капиталистической экономики и получать доход с производств в ЮВА с её дешевой рабсилой и изобильным крестьянством. Ну а нас кремлевские мечтатели с идеей счастья всем и даром, привели туда, где мы есть. И выбираться оттуда, наверное, лучше трезво оценивая то, что вокруг, исходя из реальности, а не из выдумок просветителей восемнадцатого и революционных демократов девятнадцатого века.
Василий Щепетнёв: О выборе
Василий Щепетнев
Опубликовано 02 июня 2010 года
В семьдесят втором году я подхватил политическую лихорадку. Выборы! Кто будет президентом, Ричард Никсон или Джордж Макговерн? Сначала праймериз, потом дебаты... Макговерн, конечно же, лучше – он и против войны во Вьетнаме, человек незапятнанный, а Никсон – империалист в последней стадии капитализма.
Где был я, и где были выборы? Выпускной класс, нужно учиться, учиться и учиться, какая мне разница, кого они там себе выберут?
Но, видно, сама идея, будто главу государства можно выбирать, настолько захватила мое воображение, что я крутил верньеры радиоприемника, стараясь сквозь вурдалачий вой глушилок разобрать, что, собственно, происходит по ту сторону Атлантики, хотя и до этой стороны океана из Гвазды идти – не дойти. Далеко она.
А выбирать я мог между синими чернилами и фиолетовыми, все-таки десятый класс – это не шестой (в шестом ответ был «однозначно фиолетовые», по крайней мере, в моей школе). Какого ещё выбора мне не хватало?
И вот в ноябре я сидел у приемника и слушал ВиОуЭй на американском английском языке – в юности слух позволял различить разницу в произношении дикторов Би-Би-Си и Голоса Америки. Перечисляли итоги голосования по штатам. За Никсона, за Никсона, за Никсона... И только один штат проголосовал за Макговерна.
Я вздохнул и пошел учиться-учиться-учиться.
Второй раз блеснул интерес к выборам уже в восемьдесят четвертом оруэлловском году. Пришлось быть на избирательном участке, расположенном на улице Каляева в доме номер девятнадцать. Там находился кожновенерологический диспансер, в котором я и работал врачом. Поручили дежурить. Дело важное и ответственное: все граждане СССР должны иметь возможность проголосовать за блок коммунистов и беспартийных, даже если они находятся на стацлечении. Отпустить проголосовать домой было никак нельзя: больные венерическими болезнями получали пенициллин каждые три часа, и пропуск инъекции посчитался бы нарушением лечебного процесса. С оргвыводами по статье 115-1 УК РСФСР. Больным кожными страданиями статья не грозила, просто бы выписали из стационара с отметкой о нарушении режима, и всё. А режим нарушили бы непременно, разве можно выйти и не выпить?